Глава 5. Друзья и враги
Дни тянулись один за одним, и я даже поймал себя на мысли, что стал привыкать. К странным японцам, кланяющимся по поводу и без. К нашему командиру, который был, хоть и строг, но явно из лучших побуждений. И даже к угрюмому арбалетчику Хаято я тоже привык. Единственное, к чему так и не удалось привыкнуть - поведение Сатоши. Этот японец все время приковывал мое внимание к своей персоне. Он словно напрашивался на неприятности. Иногда я ловил себя на мысли, что очень хочу его ударить, чего делать вне тренировок было категорически запрещено. Когда Шин-маленький не сдержался однажды и, крупно повздорив с Климом, дал ему в челюсть хорошенько, за дело, честно говоря, его строго наказали. Шинджи продержал его в карцере на хлебе и воде два дня. Причем на дежурства он все равно ходил, с Климом в паре. Спарринговаться Шинджи их тоже заставил вместе. Странная политика, но, как я сумел убедиться, довольно действенная. Клим больше не нарывался и вел себя относительно спокойно. Я же перестал бояться крови, и когда во время тренировок кто-то из японцев или Клим ранили меня, то волны панического страха уже не накатывали такой удушливой волной, как раньше. Теперь я продолжал наступать на противника, даже истекая кровью, потому что знал: белая мазь вылечит, и на мосты я пойду как новенький. В тот день на мостах было тихо и спокойно, и я дежурил вместе с Сатоши и большим Шином на самом тихом мосту, который связывал наш мост с десятым островом. Французы, живущие там, не любили и не умели драться, поэтому дежурство тут давно уже стало просто фикцией. Я знал, что у Шинджи в планах было завоевание этого острова (после английского). Я стоял, облокотившись на перила, глядя в неестественно синюю воду, когда понял, что Сатоши чем-то обеспокоен. Большого Шина сложно было пронять, он молчал и, похоже, просто отдыхал после вчерашней стычки на южном мосту, где его сильно ранили в руку. Мазь, конечно, рану затянула, но вот слабость Шин все еще чувствовал. Теперь через всю его руку тянулся розовый шрам. Сильно же его полоснули. Я этого, слава Богу, не видел, был на северном мосту вместе с Шинджи. Теперь Шин отдыхал. Я понял, что командир дал ему своеобразную поблажку. Интересно, с чего бы это? Не в интересах и правилах нашего Шинджи давать поблажки. Пораженный этой мыслью, я продолжил разглядывать Шина. А Сатоши между тем пристально высматривал что-то на острове противника. - Абунай ("опасность!" - япон.) - вдруг выкрикнул он и вытащил свой меч. Я его и не понял поначалу - японский все еще не поддавался моему пониманию, хотя прошло уже пару месяцев, но тревога в голосе была понятна и так. - Бака! ("Идиот!" - япон.) - вскинулся Шин, который, похоже, успел задремать. Но Сатоши на него даже не оглянулся. Он продолжал вглядываться в тихий французский остров. Внезапно и мне стало тревожно. К нам приближалось семеро ребят. Видимо, они полностью оголили остальные мосты, договорившись с другими, чтобы прийти к нам вот так - толпой. Это казалось совершенно невероятным. Шин встал в полный рост, кивнул Сатоши, и тот ответил кривой усмешкой. На меня они даже не смотрели - кажется, и вовсе не брали в расчет. Семь человек на троих - много. Слишком много. Я понимал это так же ясно, как и то, на каком острове я сейчас нахожусь. Еще я понимал, что бежать за помощью глупо: вряд ли смогу объяснить быстро и толково. А оставшись, хотя бы помогу нашим. Сатоши потянулся рукой за спину и... достал два меча. Нет, я видел второй у него за спиной и раньше. У Шинджи тоже видел, еще у пары ребят. Но считал, что это на случай, если меч сломается... Они же деревянные по сути. Оказывается, нет. Теперь я со страхом, к которому примешивалось чисто детское любопытство и самый настоящий трепет, наблюдал, как Сатоши достал два меча из-за спины. Он улыбнулся и провел одним лезвием по другому. Этот противный, завораживающий скрежет, казалось, останется со мной на всю жизнь. Сатоши усмехнулся. Его кривая ухмылка тоже врезалась в память: я видел теперь в нем не просто мальчишку, досаждавшего мне всем, чем только возможно, а настоящего воина. Он дрался красиво. Так красиво, что я порой забывал помогать и прикрывать, просто любуясь ловкими, выверенными движениями. - Тиму! - крикнул он, явно предостерегая меня. И точно: я почти пропустил удар мальчишки с соседнего острова. Он очень решительно на меня пер, прижимая к перилам. Его меч почти коснулся моего горла, когда Сатоши налетел на него и перекинул через перила. Мальчишка успел только что-то обиженно выкрикнуть и тут же исчез белой вспышкой. Я, как завороженный наблюдал его полет вниз, не заметив, чего стоило Сатоши спасение моей шкуры. Все затихли. Французы, здорово обломавшись, отступали, одаривая нас злобными взглядами и оттаскивая раненых. Я же замер возле тела, распростертого на сером камне моста. Сатоши был ранен в живот: кровь толчками выплескивалась на землю. Но самое страшное было не это. У нас закончилась лечебная мазь. Я как завороженный наблюдал, как выплескивается из раны кровь, как Сатоши, задыхаясь и закусив губу, пытается не кричать. Шин стоял, опустив руки, и что-то отрывисто сказал Сатоши. Тот скорчился и бросил на него умоляющий взглядом. Шин покачал головой и с тоской посмотрел в сторону замка. - Гады! - вдруг услышал я за спиной и обернулся: один из французов, белобрысый мальчишка, приблизительно мой ровесник, стоял над телом своего соратника и утирал слезы грязным кулаком. - Ты... - выдохнул я, боясь поверить, что он сказал это на русском. - Сволочи! Вы... убили его! Убили Мишеля... Вы всех убиваете... я ненавижу вас! - А вы?! - закричал я, давясь слезами, - он умирает! У нас кончилась мазь... Вы пришли толпой в семь человек! Вы пришли убивать! - Потому что у нас не было выбора! - закричал в ответ мальчишка с чужого острова. Мы замолчали, тяжело дыша и глядя друг на друга в упор. Можно было, конечно, вытащить мечи, но мы оба были по горло сыты пролившейся кровью. - Ты русский, - вдруг тоскливо сказал он. - Татарин, - машинально поправил я, - Тимур. - Сергей, - ответил он, протягивая руку. - И как, тяжело тебе с ними? - Нормально... - Тим! - окликнул меня Шин. Я оглянулся: ожидал увидеть, что он поднял Сатоши и готов идти в замок. Внезапно стало страшно. Нельзя будет оставить мост. Неужели я останусь тут в одиночестве? Но все было немного по-другому. Шин не собирался никуда нести Сатоши, он собирался уходить один. Сатоши, бледный, с выступившими бисеринками пота на лбу, лежал на сером камне моста и смотрел в небо, изредка моргая. Если бы я тогда знал, как мои сотоварищи обходились с ранеными и что было принято делать с теми, кто стал обузой... Но тогда я об этом не думал. Я чувствовал себя обязанным Сатоши и просто не мог допустить, чтобы он умер. Внезапная догадка появилась в голове, как вспышка молнии на ночном небе. Не только у нас есть лечебная мазь. - Сережка... - крикнул я в удаляющуюся сгорбленную спину. Сергей обернулся и одарил меня полным ненависти взглядом. Что на меня нашло тогда? Не знаю. Я просто должен был спасти Сатоши. - Помоги... - Кому? - сказал, будто выплюнул. - Сатоши, - я кивнул на скрючившегося мальчишку. - Япошке? Нет. - Пожалуйста... Я прошу тебя... я не убивал никого... я... - Ты - нет. Он убивал. - Он спасал меня... - Я ненавижу вас! - закричал Сергей и снова заплакал. - Хочешь, я встану на колени? - сказал я, смотря ему прямо в глаза. - Хочу! Я опустился коленями на мост, Шин что-то прошипел и стал доставать меч. Мост был горячий и шершавый. Коленкам было очень больно. - Пожалуйста... - прошептал я, опустив голову. Сергей скривился и швырнул мне бинтом с мазью в лицо: - Подавись... И учти: в следующий раз никто не поможет. Мы - враги тут, понял? - Понял, - прошептал я, глотая грязные слезы, не в силах унять дрожь, - я все понял... Я поднялся с колен и, пошатываясь, кинулся к Сатоши. Тот уже потерял сознание, и я даже подумал, что он умер. Стараясь не смотреть на страшную рану, я кое-как зажал ее бинтом с лечебной мазью. - Осои.... ("поздно" - япон.) - сказал Шин. - Чигау... ("нет" (с оттенком "ты не прав") - япон.) - ответил я. - Нет. Шин махнул рукой и подошел к Сатоши. Взял его за руки, мне же кивком указал на его ноги. Я без слов понял, что японец от меня хочет и подхват