Произнося это имя, он опустился на колени, точно поклонялся какой-то небесной богине.
— Я люблю тебя, Вормиздухт, до безумия люблю… Об этом знал твой царственный брат и воспользовался моей слабостью. Он обещал мне множество наград, все, что может принести человеку слава и благополучие, но не сумел сломить мою верность родине и царю. Он добился своего только обещанием отдать мне тебя и отнял у меня все, что было свято для меня, что было мне дорого. Я согласился исполнить самые гнусные его желания, только бы получить Вормиздухт!
Несколько минут он молчал, горячие слезы текли из его глаз, и глухое раскаяние терзало его сердце.
— Люблю… не могу побороть в себе эту любовь! — сказал он и вскочил с места.
Он снова вознес взор к небесам и, подняв руки к небу, воскликнул:
— О великий боже! Укажи мне, о боже, тот сосуд, где хранятся животворящие капли любви, и я разобью, раскрошу этот сосуд, ибо в нем заключены все мои несчастья. Почему ты, о боже, влил в меня этот яд, почему воспламенил мое сердце этим неугасимым огнем? Не будь любви к женщине, во век не будь ее, я был бы счастлив. Любовь толкнула меня на позорное дело. Ради любви я совершил и готов совершить адские деяния… Я слаб и немощен, о господи! Только твоя могучая рука может умертвить во мне любовь! Молю тебя, преврати мое сердце в голую пустыню, чтобы в ней увяли все страсти!
Он внезапно умолк. Слезы снова хлынули из его глаз. Сильная буря страстей охватила его. Долго он так терзался, потом, как безумный, положил руку на горячий лоб и заговорил дрожащим голосом:
— Нет! Нет! Боже, я ее люблю, нет для меня света и жизни без нее… Ты создал любовь! Ты вложил в меня любовь, и ты должен быть ее заступником. Любовь — это наилучшее из твоих созданий… До начала мира тебе была известна ее могучая сила. Ты знал, что она своей безжалостной рукой будет направлять людские сердца к добру и злу. Меня она направила ко злу, и я должен идти по этому пути. Пусть на весь мир я буду навеки опозорен, пусть стану посмешищем, пусть все поносят и осуждают меня, а мое имя произносят с проклятием, но я люблю и не откажусь от своей любви. Моя бесценная Вормиздухт должна стать царицей Армении; я же буду царем только для того, чтобы быть достойным ее. Пусть кровью оросится тот путь, который ведет меня к престолу Армении. Пусть ступенями к нему будут трупы людей. Все сладостно, все желанно мне, ибо на высоте этого трона я вкушу ее любовь…
Утром, когда солнце только встало и пастухи собирались уже гнать стада на соседние выгоны, к шалашу Мани подскакали трое вооруженных всадников.
— Не проезжал ли здесь воин на белом коне? — спросил один из них.
— Он был гостем моим в эту ночь, — ответил пастух.
— Где он теперь?
— Уехал!
— Когда уехал?
— Он приехал ночью и ночью же уехал.
— Куда?
— Было темно. Я долго смотрел ему вслед, но в темноте не разобрал, куда он направился. А кто же он такой? — спросил, заинтересовавшись, пастух.
— Меружан!
«Ах, если бы я знал…»— подумал пастух и застыл на месте от изумления.
— Эх, не поспели мы вовремя! — сказали всадники и ускакали прочь.
VIII. Шапух у развалин Зарехавана
После этого персидский царь Шапух со всеми подвластными ему войсками выступил и прибыл в армянскую страну. Предводителями у него были Ваган из рода Мамиконянов и Меружан из рода Арцруни…
Лагерь персидского царя Шапуха находился в гаваре Багреванд, на развалинах города Зарехавана. Собрали, привели к персидскому царю всех пленных, взятых из оставшегося в армянской стране населения. И приказал персидский царь Шапух всех совершеннолетних мужчин бросить слонам на растоптание, а всех женщин и детей посадить на колья повозок. Тысячи и десятки тысяч народа было перебито, и не было числа и счета убитым. А жен бежавших нахараров и азатов он приказал привести на площадь конских состязаний в городе Зарехаване. И приказал раздеть тех благородных женщин и рассадить вокруг площади той, а сам царь Шапух верхом на коне проезжал перед женщинами… И все совершеннолетние мужчины Сюникского рода были перебиты, женщины умерщвлены, а мальчики по его приказанию были оскоплены и уведены в персидскую страну. Все это он делал, чтобы отомстить Андовку за то, что он вызвал войну с персидским царем Нерсехом.