Из спутников Самвела князь Мамиконян велел позвать к ужину лишь старика Арбака и юного Артавазда, который тоже был из рода Мамиконянов. Когда они вошли, проворный юноша весело подбежал к князю и бросился ему на шею. Старик остался стоять на ногах.
— Ты, должно быть, не ожидал, что я приеду с Самвелом? — сказал Артавазд, поглаживая плечи князя своими беспокойными руками. — Вот видишь, я приехал!
— Ты еще малым, ребенком всегда был таким смелым, дорогой Артавазд, — ответил князь, усаживая, его возле себя, — теперь же, превратившись во взрослого и красивого юношу, стал, наверное, еще смелее.
Эти слова возбудили тщеславие Артавазда и явились для него поводом спросить:
— У вас в стане найдутся персидские юноши?
— Найдутся! А зачем они понадобились тебе?
— Я приехал с ними состязаться, пусть посмотрят, насколько армянские юноши ловчее персов!
— Это ты докажешь в Тизбоне, дорогой Артавазд, в состязаниях с придворными юношами царя Шапуха.
— Ты возьмешь меня туда?
— Конечно, возьму.
Юноша развеселился.
Бойкий, жизнерадостный Артавазд настолько отвлек князя своей болтовней, что тот только теперь заметил оставшегося стоять на ногах Арбака. Князь обратился к нему:
— Садись, Арбак, почему ты стоишь?
Старик сел, бормоча что-то под нос. Он был одним из самых старых дядек в доме Мамиконянов и воспитателем не только Самвела, но и его отца.
— Как поживаешь, Арбак? — с улыбкой спросил князь. — Все изменились, а ты все такой же, каким я тебя видел несколько лет назад. Ни постарел, ни помолодел!
— Наружность всегда обманчива, князь, — ответил старик со своим обычным простодушием, — а что на душе, то известно лишь одному богу… Волосы мои, правда; не очень поседели, но в душе моей нет уже прежней силы…
— Почему же, Арбак? Что тебя так огорчает?
— Многое, князь. Мир изменился… Все перевернулось вверх дном… И человеческое сердце — тоже… Где они, старые времена?.. Ушли и никогда не возвратятся…
Князь понял скорбь старика и, чтобы не дать ему возможности излить свои чувства, немедленно прекратил разговор, тем более, что вошли слуги и стали накрывать стол к ужину.
Роскошный ужин являлся образцом расточительной персидской кухни и вызвал у всех особое внимание и приступ аппетита. Даже старик Арбак, непривычный к такого рода блюдам, ел с огромным удовольствием. В больших серебряных сосудах были всевозможные на нитки. Богато разодетые слуги подносили в золотых кубках сладкое вино, а ужинавшие молча ели и пили. Ел и скорбный Самвел.
— Как тебе, нравятся эти кушанья? — спросил отец.
— Да вот ем, — отозвался как-то безразлично Самвел, — ведь я давно не пробовал горячих блюд.
— Почему?
За Самвела ответил юный Артавазд.
— Потому, что все города и села, какие попадались нам по пути, были безлюдны, дома сожжены и все у них уничтожено. Неоткуда было достать еды.
Князь ничего не ответил. Слова юноши были ядовитее всякого упрека.
Самвел за ужином все время молчал. Он ел мало и быстро встал из-за стола. Отец часто обращался к нему, стараясь его занять, спрашивал, почему он грустен. Но получал все те же ответы: «сильно устал», «не спал много ночей», «хотел бы отдохнуть».
После ужина отец приказал приготовить для Самвела одну из своих лучших палаток.
— Мою постель пусть устроят там же, — вмешался Артавазд.
— Я не разлучу тебя с Самвелом, милый Артавазд, — успокоил его князь, обнимая юношу.
Ваган назначил было сыну особых слуг, приказав, чтобы они неотлучно были при нем. Но Самвел отказался, сославшись на то, что он привык к своим слугам, которые знают все его привычки.
— У тебя очень мало слуг, Самвел, — заметил отец. — По персидскому обычаю, ты, по меньшей мере, должен иметь сто-двести слуг, иначе тебе не подобает показываться где-либо. Завтра ты должен навестить дядю Меружана, а также некоторых из персидских полководцев. Разве можно к ним являться с такой ничтожной свитой?