Не один раз подбирала Нвард и снова разбрасывала лепестки, стебельки и листья; наконец княгиня вышла из своей комнаты.
— Что это такое? Кто это сделал? — воскликнула она, окидывая зал сердитым взглядом.
— Известно — кто! — ответила девушка, усердно подбирая цветы. — Вошла сейчас и вижу: Ваган все раскидал. Как увидел меня, бросился бежать.
— Ах, озорник! — воскликнула возмущенная мать. — Когда же поумнеет этот мальчик? Сейчас могут войти гости и застать этот беспорядок.
— Я мигом все уберу, госпожа, — ответила девушка, суетясь по залу.
— Пока ты уберешь, наступит полдень! Пришли кого-нибудь из слуг, чтобы подмел, а сама беги в сад, нарви свежий букет и принеси сюда.
Нвард быстро вышла.
В трапезной палате толпились слуги; смеялись, гоготали, шутили, накрывая на стол. Тут же был и юный Иусик, возлюбленный Нвард.
Кликнув издали одного из слуг, девушка, передала ему приказание госпожи, а сама побежала в сад.
Глаза Иусика загорелись. Он стал следить, куда направится Нвард, так как заметил, что шустрая девушка уходя поднесла руку к правому уху, — это был условный знак: «следуй за мной».
Иусик, чтобы не навлечь подозрения товарищей, выждал несколько минут, а затем незаметно вышел из трапезной. Издали он заметил, что девушка отправилась в сад. Он поспешил туда же другой дорогой.
Он нашел свою возлюбленную возле кустов роз, но не такой веселой, какой обычно встречал ее здесь! Она только что начала вязать букет.
— Не для меня ли? — спросил он и хотел было ее обнять.
— Не время, Иусик, — сказала Нвард. — Я позвала тебя по очень важному делу.
— По какому это делу? — с обидой в голосе спросил юноша, впервые столкнувшись с такой холодностью любимой девушки.
— Иди к Самвелу. Как-нибудь намекни, чтобы он предупредил Мушега ни в коем случае не приходить сегодня на обед к нашей госпоже… Иди, не медли!..
Серьезный тон, которым девушка произнесла эти слова, заставили Иусика забыть на время свою любовь, и он спросил с удивлением:
— А почему бы князю Мушегу не прийти на обед? Что случилось?
— Есть причина… потом скажу… торопись!
— Но князь Самвел захочет узнать причину, чтобы сообщить о ней князю Мушегу.
— Если твой князь сейчас все узнает, будет нехорошо, дорогой Иусик, — твердо ответила девушка. — Может произойти ссора. Когда гости разъедутся, тогда я тебе обо всем расскажу и ты сообщишь своему господ дину. Ступай же, не медли!
— Дай личико…
— Иди…
— Ну, хоть эти милые пальчики!..
Иусик поймал руку девушки, поцеловал кончики ее пальцев и выбежал из сада.
Из трапезной палаты донеслись звуки лютни, бамбира и страстная песня царя Арташеса. Два гусана, стоя у дверей, пели и играли на своих старинных инструментах. Стара была песня, стары были и певцы.
Арташес спел эту песню на смертном одре. Царь, патриот в последние минуты жизни жаждал участвовать в торжествах, происходящих в первое утро месяца Навасарда. С тех пор прошло около трехсот лет. И вот та же песнь лежавшего на смертном одре царя-язычника пелась в христианский век.
Посреди обширной палаты стоял мраморный, стол. Он был длинен настолько, что по обеим сторонам его могли свободно разместиться более пятидесяти человек. Но на красивых скамьях, украшенных резьбой, сидело всего пятеро. В центре стола на великолепном кресле восседала княгиня Тачатуи, справа — Саак Партев, слова — Месроп Маштоц. Рядом с Сааком сидел Самвел, а напротив него — старик Арбак, дядька Самвела. Среди гостей не было ни князя Мушега, ни княгини Вормиздухт.
Стол был уставлен всевозможными яствами. На высоких серебряных вазах лежали сладости и сушеные фрукты. Весь стол был украшен разнообразными цветами и свежими листьями. За спиной каждого гостя стаял пышно одетый юноша с венком на голове, держа в одной руке серебряный кувшин с вином, а в другой серебряный кубок в виде маленькой чаши. Это были виночерпии, число которых равнялось числу гостей. Немного поодаль стояли вооруженные телохранители, неподвижно наблюдавшие за господами.
Певцы, которым было предоставлено место у дверей, пели не переставая и играли на инструментах. Один из них был слепой, как Гомер, другой — хромой. Они были бедно одеты. Убого выглядели эти любимцы народа в княжеской трапезной.