Книжная была охвачена этими горькими размышлениями, когда шум, поднявшийся в лагере, привлек ее внимание.
В часы уединения печальные мысли не раз волновали ее чувствительную душу, но когда этого требовали обстоятельства, она умела проявлять достаточное хладнокровие, необходимое при ее положении и знатности рода.
Когда пленника привели к палатке, княжна поднялась с тахты, позвала служанок и в их сопровождении вышла в приемную. Она была в трауре, и потому ее лицо было закрыто черной вуалью.
В приемной стояло пышное сиденье. Она села на него, служанки встали по обе стороны, поодаль разместились придворные. Она приказала слугам зажечь факелы и откинуть полог шатра. Толпа, стоявшая перед палаткой, вся, как один человек, склонилась перед княжной приветствуя ее.
Пленника вывели вперед.
— Кто ты? — спросила княжна.
— Если всемилостивейшая княжна Рштуникская желает узнать мой ответ, пусть прикажет развязать мне руки, — смело ответил пленник.
Окружающие с подозрением смотрели на смелого пришельца, удивляясь его дерзости. «Неужели он посягнет на жизнь княжны?» — думал каждый.
— Развяжите ему руки, — приказала княжна.
Один из приближенных княжны позволил себе заметить:
— Язык его свободен, княжна, пусть говорит, если хочет оправдаться.
— Развязать руки, — повторила княжна.
Приказ был исполнен. Пленник вытащил из-за пазухи сверток шелковой материи и, подняв его над головой, сказал:
— Вот в этом свертке мой ответ! Пусть славная княжна Рштуникская соблаговолит развернуть его.
Один из телохранителей подошел к нему, взял сверток и подал княжне. Охваченная радостным предчувствием и вместе с тем волнением, она развернула сверток. Оттуда выпал перстень. Эта красивая вещь была ей знакома и дорога.
Она спрятала перстень на груди и обратилась к окружающим:
— Человек этот — не шпион, а добрый вестник. Напрасно вы его мучили. Оставьте его наедине со мною, а сами удалитесь!
Удивленная толпа молча рассеялась. Незнакомца пригласили в палатку и опустили полог. Княжна сделала знак, чтобы приближенные тоже удалились, и осталась вдвоем с вестником.
— Как твое имя? — спросила княжна.
— Малхас.
— Где сейчас князь?
— Он расположился лагерем у Ахтамарской пристани.
«Он приехал повидаться со мною, — подумала опечаленная княжна. — А вместо меня увидел развалины наших замков… Значит, ему уже известны печальные события».
— Сколько воинов сопровождает князя?
— Человек пятьдесят, не больше.
— Отчего так мало?
— Не знаю, княжна.
— Зачем прислал тебя князь ко мне?
— Князь отправил меня на поиски славной княжны Рштуникской и поручил сообщить ему о ее местопребывании.
Княжна впала в раздумье; Самвел, ее милый, радость ее жизни, хочет повидаться с нею. Но насколько желанно было это свидание, настолько оно было трудно осуществимо. Где встретиться? Самой отправиться к нему или назначить ему время встречи в лагере? Самвел просил о последнем. Но могла ли она принять его в лагере? Не грозит ли ему неожиданная опасность? Как ей принять сына того человека, который превратил в развалины замки князей Рштуника, который взял в плен княгиню Рштуникскую. Ей было хорошо известно, насколько ее люди были злы на Мамиконянов и вообще на таронцев. Что им сказать? Как их успокоить?
В глубокой нерешительности оглядывалась она по сторонам. Ее чарующее лицо выражало крайнее нетерпение. Она искала выхода из положения, но не находила его. Малхас, как зачарованный, смотрел на нее; он радовался, что его князь завоевал любовь такой прекрасной и умной девушки.
Она встала с сиденья, приблизилась к пологу, закрывавшему вход, осторожно приподняла край и посмотрела на небо. До рассвета оставалось еще много времени. «Нужно воспользоваться ночной темнотой — решила она — отправиться к Самвелу, но увидеться с ним не в лагере Мамиконянов, а где-нибудь в другом месте».
Она снова села на сиденье и обратилась к Малхасу:
— Тебе хорошо знакомы наши места?
— Да, княжна.
— Манакерт знаешь?
— Знаю, княжна, это недалеко от замка Рштуник, где Маначихром были сброшены в озеро семеро диаконов святого Акоба, патриарха Мцбинского.
— Знаешь ли ты родник, что бьет у подножья Манакерта?
— Да, княжна… Родник слез патриарха Акоба Мцбинского, оплакивавшего своих диаконов, сброшенных в озеро. Возле родника растет дикая груша, на которую женщины вешают куски материй, чтобы вылечиться от лихорадки и жара.