– Перебить всех? Число их не меньше наших воинов.
Хайр Мардпет задумался. Меружан разъяснил свою мысль:
– Перед нами две задачи: во-первых, мы должны сдерживать пленных, чтобы они не восстали против нас, а, во-вторых – драться с вновь явившимся врагом. Поэтому стать на оборону, по крайней мере в начале боя, для нас более выгодно.
Хайр Мардпет остался при своем мнении, но не стал возражать.
Пока в стане Меружана велись споры, князья и нахарары, прибывшие с княгиней Васпуракана, без совещаний, без размышлений, положившись на всевышнего, поцеловали руки матери Меружана, получили ее благословение и разошлись по своим отрядам. При княгине остались лишь телохранители и слуги дома Арцруни и несколько групп вооруженных хадамакертцев, не покидавших ее.
Она сидела на небольшой дорожной тахте, четверо слуг держали над ее головой роскошный балдахин на четырех древках, украшенный кистями из золотых ниток с помпонами. Солнце уже жгло, и зной становился все невыносимее.
Вдруг на шею княгине бросился юный Артавазд и, обняв ее, стал умолять:
– Позволь и мне, матушка, идти с ними… я тоже хочу сражаться.
– Успокойся, дитя мое! – ответила княгиня, нежно касаясь его позолоченного шлема. – Тебе еще рано воевать! Когда, бог даст, возмужаешь, тогда у тебя будет много случаев показать свою отвагу.
На пламенных глазах юноши навернулись слезы.
– Чем я хуже других? – роптал он. – Мне постоянно твердят, что я должен стать мужчиной. Но ведь я не ребенок… Я взрослый!..
Печальные глаза княгини тоже наполнились слезами. «Невинное дитя, – подумала она, – неужели и тебя терзает боль за несчастную родину, неужели и ты чувствуешь, какие злодеяния совершаются в нашей стране?..»
– Будь спокоен, дитя мое! – повторила она, целуя бледное лицо неукротимого юноши, – оставайся со мной! Мы будем здесь молиться и наблюдать, как сражаются другие.
Надутые от недовольства губы Артавазда задрожали. Чуть было он не выдал свою тайну: он хотел сказать, что напрасно его принимают за мальчика, ведь сын княгини, могучий полководец персидских войск, ранен его стрелою. Но он скрыл горячее возмущение своей юной души и остался с княгиней.
Грустный взгляд княгини устремился к персидскому стану, где через, несколько часов должна была решиться участь тысяч пленных. У всех у них были отцы, матери и дети. Тысячи сердец должны были обрадоваться их освобождению; тысячи скорбящих должны были утешиться при их возвращении. При этой мысли добродетельная женщина почувствовала в своей душе нескончаемое блаженство и с сильно бьющимся сердцем стала ожидать окончания боя.
Но в то же время ее опечаленному взору представился раненый сын. Он был болен телом и душой. Что могло его излечить? Что могло смягчить его каменное сердце и очистить его душу, зараженную персидскими пороками и заблуждениями?
О причинах болезни сына у нее еще не было точных сведений. Самвел об этом пока ничего ей не сказал. Ей лишь сообщили, что во время охоты, во время сильной бури в него случайно попала стрела. Об убийстве же князя Мамиконяна она еще ничего не знала.
Рядом с княгиней стоял один из ее послов, бывший в шатре Меружана. Она обратилась к нему:
– Ты хорошо разглядел его, Гурген?
– Как же, княгиня; наш разговор длился около часа. Я все время не спускал с него глаз.
– Он сильно истощен?
– Не особенно. Но был очень бледен.
– Он ничего не спрашивал обо мне?
– Ничего! Совсем!
– А о своей жене, о детях?
– Тоже ничего.
– Каменная душа! – воскликнула исстрадавшаяся мать, горестно качая головой. – Он все предал забвению… От всего отрекся.
Несчастная женщина снова погрузилась в грустные думы; горькие слезы струились из ее печальных глаз.
Она еще раз обратилась к своему верному полководцу, спрашивая:
– Почему ты не отправился, в бой, Гурген, почему остался здесь?
– Я остался, чтобы с моими людьми защищать тебя, княгиня, – ответил старый полководец.
– Ты думаешь, что он посмеет напасть на свою мать?
– В первую очередь он постарается занять эту возвышенность и взять тебя в плен, княгиня. Даю голову на отсечение, если это не так.
– Что же он выиграет, взяв меня в плен?
– Многое, княгиня! Он считает тебя своим самым опасным противником.
Вмешался юный Артавазд.
– Если он осмелится вступить на эту возвышенность, я буду первым, который пустит в него стрелу.
Княгиня обняла разгневанного юношу, охваченного благородным возмущением, и поцеловала его.
Со стороны реки у Нахчевана, как черная туча, приближалась толпа, и чем ближе она подходила, тем все более росла и густела. Выйдя из леса на берег реки, она быстро двигалась в сторону персидского лагеря.