Левые эсеры захватили телеграф и телефонную станцию, напечатали свои листовки. Военные, присоединившиеся к левым эсерам, предлагали взять Кремль штурмом, пока у восставших перевес в силах. Но руководители эсеров действовали нерешительно, потому что боялись, что схватка с большевиками пойдет на пользу мировой буржуазии.
Левые эсеры исходили из того, что без поддержки мировой революции в России подлинный социализм не построить. Они всерьез полагали, что смогут развернуть революционное движение в Германии. Мария Спиридонова, объясняя, что Брестский мир задержал германскую революцию на полгода, писала Ленину:
«В июле мы не свергали большевиков, мы хотели одного — террористический акт мирового значения, протест на весь мир против удушения нашей Революции. Не мятеж, а полустихийная самозащита, вооруженное сопротивление при аресте. И только».
Сравнительно пассивная позиция эсеров позволила большевикам взять инициативу в свои руки. Троцкий вызвал из-под Москвы два латышских полка, верных большевикам, подтянул броневики и утром 7 июля приказал обстрелять позиции эсеров из артиллерийских орудий. Через несколько часов левым социалистам-революционерам пришлось сложить оружие. К вечеру мятеж был подавлен.
Июльский мятеж 1918 года имел трагические последствия. Социалисты-революционеры были изгнаны из политики и из государственного аппарата и уже не имели возможности влиять на судьбы страны, российское крестьянство лишилось своих защитников. Позднее, уже при Сталине, всех видных эсеров уничтожили
Но поначалу Мария Спиридонова верила, что партию еще можно будет восстановить. Писала единомышленникам:
«Задачи партии, дорогие товарищи, все усложняются и становятся почти грандиозными. Заново создать партию, разгромленную большевистским террором… Организация крестьянства под нашими лозунгами, во главе с нашей партией — неотложная задача, так как крестьянство опять на положении эксплуатируемого угнетенного раба, только в другом виде…»
Спиридонова взяла на себя ответственность за убийство германского посла. Характерно, что кляла она себя за непредусмотрительность, за недальновидность, за то, что поставила под удар партию, а вовсе не за то, что приказала убить невинного человека. А ведь была разница между выстрелом в немецкого посла и убийством советника Луженовского.
В любом случае казнь без приговора суда — преступление. Но царского чиновника, в которого стреляла она сама, многие справедливо называли палачом. Оправдывали ее теракт тем, что о правосудии в ту пору не могло быть и речи — чиновник исполнял высшую волю. Остановить его можно было только пулей… Но немецкий посол не совершал никаких преступлений! Его убили по политическим соображениям, и Спиридонова считала это справедливым. Она тоже была отравлена этим ядом. Придет время, и ее убьют во имя политической целесообразности.
27 ноября 1918 года революционный трибунал, учитывая ее «особые заслуги перед революцией», приговорил ее к году тюремного заключения. Через два дня ее амнистировали. К левым эсерам отнеслись тогда достаточно снисходительно. Они думали, что Ленин испытывает к ним симпатию, помня о старшем брате-эсере Александре, повешенном в 1887 году за покушение на императора Александра III.
Возможно, эсеры переоценивали степень симпатии к ним Ленина. За Спиридоновой была установлена слежка. Она выступала перед рабочими московских заводов. Агенты ВЧК записывали каждое ее слово:
— Большевики — изменники по отношению к крестьянам. В большевистских коммунах крестьянин будет наемником у государства. Мы будем бороться против комитетов бедноты. В них вошли хулиганы, отбросы деревни, которые могут реквизировать каждый фунт спрятанной муки. В Нижегородской губернии вспыхнуло восстание, там всех запугали. Женщины боялись ставить на стол горшок со щами, ибо комитеты бедноты могли увидеть, что сварено. Только большевикам все привилегии. Им и карточки на калоши.
На основании агентурных материалов следственная комиссия ВЧК соорудила обвинительное заключение: Спиридонова клевещет на советскую власть и коммунистическую партию.
В начале 1919 года ее вновь арестовали. Ее дело разбирал Московский революционный трибунал. Процесс открылся 24 февраля и продолжался один день. Обвинителем назначили председателя Моссовета Петра Гермогеновича Смидовича. Свидетелем обвинения выступал Николай Иванович Бухарин. Ни защитника, ни свидетелей защиты на заседание не пригласили.