«Грёбаные цепи. С цепей началось. Цепями и закончилось. Черт бы побрал эти цепи!»
Толстяк перекатился на живот и, застонав, потянулся руками к голове. Не теряя времени, она запрыгнула ему на спину и, намотав цепь ему на шею, рванула ее на себя. Иванов был настоящим жирдяем, она и представить себе не могла, что он сможет сопротивляться. Но на деле русский оказался очень упорным и, потянувшись через плечо, крепко схватил Лили за волосы. Она завизжала, и когда он стащил ее с себя, ударилась о землю.
Она перевернулась на живот и уже собиралась вскочить на ноги, когда вдруг натолкнулась взглядом на Марка. Он встал на ноги, но телохранитель по-прежнему не выпускал из рук пистолет. Марк шагнул к нему, двинул ему локтем в горло и, выхватив у него пистолет, сунул ствол прямо ему под подбородок. А затем нажал на курок. Без промедлений.
«Именно так он и велел тебе поступать — так что же ты сейчас медлишь?»
— Тупая сука!
Лили вскрикнула от жгучей боли, пронзившей ее тело. Иванов всадил свой огромный «Ka-Bar» прямо ей в предплечье (прим. Ka-Bar – боевой нож, разработан и производился американской компанией Tidioute Cutlery Company). Лезвие прошло насквозь, четко между костями ее предплечья и воткнулось в деревянный пол у нее под рукой. Она уже собиралась ухватиться за рукоятку и выдернуть нож, как вдруг услышала у себя над ухом до боли знакомый звук.
Щелчок затвора на «Глоке». На ее «Глоке».
«Этот пистолет проклят».
— Сейчас же остановись, — выдохнул Иванов, приставив к голове Лили ее же собственный пистолет и поднявшись на колени.
— Ты остановись, — ответил Марк, наведя свое оружие на лоб Иванова.
— Я так не думаю. Выстрелишь в меня, и у меня еще останется время на то, чтобы пристрелить ее.
— Ты в этом уверен? Там снаружи стоит довольно большая пушка — она в любой момент может тебя убить, — заметил Марк.
— Нет, если меня не видят, — ответил Иванов.
Он был прав. Там, где лежала Лили, Иванов был вне зоны видимости Кингсли. К тому же, он стоял на коленях, что делало его еще менее заметным. Крепко стиснув зубы, она слегка подвигала рукой лезвие, вверх-вниз. Это мало что дало, кроме того, что ее замутило. Чтобы выдернуть нож, ей было необходимо сильно дернуться, а она не хотела этого делать, пока к ее голове был приставлен пистолет. Лили подняла голову и посмотрела на Марка.
— Довольно неприятное положение, дорогуша. Полагаю, ты приносишь мне несчастье, — пошутил он, насмешливо ей подмигнув.
Девушка нахмурилась.
— Думаю, это ты приносишь мне несчастье, — огрызнулась она.
Марк бросил пистолет на землю, а затем заложил руки за голову.
— Пару ночей назад ты так не думала. По-моему, ты чувствовала себя вполне счастливой.
«Он что, со мной заигрывает?! Сейчас?! Я, конечно, понимаю, что через пару секунд мы умрём, но, черт возьми, Марк!»
— Де Сант, у нас тут небольшие проблемы, не мог бы ты на пару секунд заткнуться?! — выкрикнула она.
— Заткнитесь оба! — заорал Иванов.
— Лили, я когда-нибудь тебе уже это говорил? — словно случайно спросил Марк.
— Говорил мне что? — растерянно проговорила она.
— Что у тебя самые прекрасные глаза из тех, что я когда-либо видел.
Она мысленно вернулась на неделю назад. К той автомобильной гонке, после ночи, проведённой в пустом доме. Сумасшедший кокни (прим. один из самых известных типов лондонского просторечия, назван по пренебрежительно-насмешливому прозвищу уроженцев Лондона из средних и низших слоёв населения), взявший ее в заложники, пока она была в полубессознательном состоянии. Марк тогда болтал, чтобы её отвлечь. Отвлечь захватившего ее наемника.
«Умный парень».
— Может, и говорил, но это следует повторить, — произнесла она.
— Я сказал, заткнуться! — продолжал орать Иванов.
— Я мечтаю об этих глазах.
— Здорово, я рада. Может в следующий раз, ты меня не бросишь, и тебе не придется о них мечтать.
— Отличный план.
— С меня хватит! — заорал во все горло Иванов и, вскинув пистолет, направил его на грудь Марка. — Я тебя прикончу, и пусть твоя подружка посмотрит, как это произойдёт!
Как только Иванов убрал от ее головы пистолет, Лили изо всех сил рванула руку вверх. Боль, пронзившая всё ее тело, была просто невыносимой, девушка никогда не испытывала ничего подобного. Но она затолкала ее подальше, в самый укромный угол своей души, куда уже отправила умирать большинство своих чувств. Лезвие застряло в ее плоти, рукоятка вплотную прижалась к руке, а зазубренный конец ножа теперь торчал с противоположной стороны. Она перевернулась на бок и с криком воткнула оголившийся клинок прямо Иванову в живот. Она протолкнула его вперед, навалившись на него грудью, чтобы зафиксировать нож.