И, услышав, что матери немного нездоровится, он, посетовав, вдруг неожиданно спросил:
— А какое у тебя самое приятное воспоминание о детстве?
— Я любил, положив голову на колени матери, слушать, как она, ласково гладя мои волосы, напевала мне песенку об усатом Феде-дворнике, — смущенно признался я.
— А я любил, когда мама, укладывая меня спать, целовала мне спину между лопатками. В этот момент мне казалось, что я самый счастливый мальчишка на свете, — задумчиво сказал Юрий.
Нас всех поражал большой диапазон интересов, мыслей и чувств Юрия, а также средства и способы, которыми он их выражал. Вот пришло время сообщить жене об отъезде на космодром, и он как бы мимоходом бросает:
— Готовь чемодан с бельишком. Лечу в космос…
В этих словах и простота, и шутка, и забота о Вале. Ему не хотелось, чтобы она волновалась, и, отправляясь на такое серьезное задание, Юрий ведет себя так, будто уезжает в самую обычную командировку.
А стоя у ракеты за несколько минут перед стартом и чувствуя всю важность предстоящего события, он произносит слова, которые мог произнести только верный сын своей Родины, слова, которые, по его же признанию, он никогда не употреблял раньше в обиходной речи. Эти слова падали в сердца его друзей и соратников, в сердца всех наших соотечественников, всех людей планеты.
— Дорогие друзья, близкие и незнакомые, соотечественники, люди всех стран и континентов! Через несколько минут могучий космический корабль унесет меня в далекие просторы вселенной! Что можно сказать вам в эти последние минуты перед стартом? Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением. Все, что прожито, что сделано прежде, было прожито и сделано ради этой минуты…
…Я знаю, что я соберу всю свою волю для наилучшего выполнения задания. Понимая ответственность задачи, я сделаю все, что в моих силах, для выполнения задания Коммунистической партии и советского народа…
Эти слова звучали как клятва, как присяга. Они и сейчас звучат в сердцах тех, кто, стоя на стартовой площадке перед дымящимися на старте ракетами, докладывает о своей готовности к выполнению космического полета.
Юрий глубоко верил в успех и потому свое заявление закончил словами:
— Я говорю вам, дорогие друзья, до свидания, как всегда говорят люди друг другу, отправляясь в далекий путь. Как бы хотелось вас всех обнять, знакомых и незнакомых, далеких и близких!
В этом был весь Юрий со своей любовью к жизни и ко всем живущим на земле.
Гагарин как-то по-особенному, по-своему, воспринимал и чувствовал прекрасное, красоту природы, человека… Он находил ее повсюду, порою даже там, где ее присутствие только угадывалось. И в неизведанный и таинственный мир он шагнул так, как будто шел в мир прекрасного. Выйдя из автобуса, доставившего космонавтов на стартовую позицию, и окинув взглядом пустынную степь, залитую светом наступающего дня, Юрий радостно воскликнул:
— Посмотрите, какое красивое, жизнерадостное солнце!
«Для нас эта фраза была неожиданна, как выстрел в утренней тишине. Большинство тогда вообще забыло о существовании этого светила. Мы все удивленно повернулись на восток. Восход солнца действительно был прекрасным», — вспоминал об этом один из дублеров.
Докладывая председателю Государственной комиссии о своей готовности к полету и выслушивая напутственные слова окружавших его друзей, ученых, конструкторов, он поминутно поглядывал на ракету, которая в восходящих лучах солнца напоминала ему маяк. И здесь чувство прекрасного не изменило ему. «Я глядел на ракету, на которой должен был отправиться в небывалый рейс. Она была красива, красивее локомотива, парохода, самолета, дворцов и мостов, вместе взятых. Подумалось, что эта красота вечна и останется для людей всех стран на все грядущие времена. Передо мной было не только замечательное творение техники, но и впечатляющее произведение искусства», — восторженно рассказывал потом Юрий.
Первое, что мы услышали после выхода «Востока» на орбиту:
— Наблюдаю облака над Землей, мелкие, кучевые, и тени от них. Красота-то какая! — восхищается Юрий нашей планетой.