Когда грохот мощных двигателей расколол утреннюю степную тишину и ракета, выйдя из клубов дыма и пыли, медленно, как бы нехотя, стала удаляться от пусковой площадки, мы все, и седые академики, и двадцатипятилетние «космические ребята», в едином порыве закричали изо всех сил «ура!». У многих по щекам текли слезы. А когда ракета, растворившись в синеве, исчезла из нашего поля зрения, всё на площадке смешалось. Мы бросились поздравлять друг друга. Объятия, радостные восклицания… И гордость!
Да, мы гордились тем, что это событие произошло здесь, в нашей стране, что каждый из нас внес посильный труд в это общее дело во славу Родины. Мы были счастливы, что родились на этой земле, что нам выпало огромное счастье жить и работать в только что начавшийся космический век.
Герман очень серьезно отнесся к отчету о своем полете. Он до мелочей разобрал и свою деятельность, и свое самочувствие. Чего греха таить, желая создать о себе хорошее впечатление у физиологов и методистов, мы во время различных экспериментов, исследований и тренировок на вопрос: «Как самочувствие?» — отвечали: «Отлично!», порой даже тогда, когда его едва можно было оценить удовлетворительным. К сожалению, такое переносилось иногда и в оценки реальных полетов.
Из доклада же Германа Титова следовало, что вопрос об адаптации человеческого организма к невесомости далеко не так прост, как его стали оценивать некоторые после успешного полета Юрия. Тщательно проштудировав отчет Титова, мы в своих тренировках стали уделять много внимания вестибулярному аппарату.
Сразу же после полета Германа частенько стали отвлекать на различные общественные дела. У него появилось много новых обязанностей и друзей. И, как натура увлекающаяся, он отдался им без остатка.
Ребята очень ревностно переживали эту «измену». Германа в отряде любили за живой ум, неподдельную искренность, за любовь к природе, ко всему прекрасному, за тонкое понимание искусства, поэзии. Все увиденное и услышанное он интерпретирует на свой лад, интересно, своеобразно… Помню, как-то во время поездки в лес, набрав грибов и устав, Тамара, Лида и я задремали у костра. Через некоторое время Герман нас разбудил. Он стал читать рассказ о том самом костре, вокруг которого мы безмятежно спали и в котором Герман нашел что-то особенное.
До конца дня он не оставлял нас в покое со своим рассказом. И все удивлялся, как это мы не увидели того, что он увидел сам.
Я всегда поражался его неутомимости и энергии, Помимо служебных и общественных дел, он еще много летал на самолетах, освоил все серийные и несерийные истребители, имеющиеся у нас в стране, и получил класс летчика-испытателя. Позднее он успешно окончил Академию Генерального штаба.
— Остановись, одержимый! — порой одергивали мы его.
— Братцы, так я же «облученный»! — отшучивался Герман, намекая на порядком надоевшую всем нам «утку» о том, что Титов после полета тяжело заболел лучевой болезнью.
С первых же дней работы в Центре подготовки мы остро ощутили недостаток в инженерных знаниях. Как компенсировать этот пробел? Предположений было много. В конце концов из всех вариантов отобрали два. Первый — чтение лекций по ведущим инженерным дисциплинам. Второй — учеба в авиационной инженерной академии имени профессора Н. Е. Жуковского. За последний вариант ратовали Женя Хрунов и я. Других поклонников у него не было. Но получилось так, что с 1 сентября 1961 года все мы стали слушателями ВВИА.
Груз, который мы добровольно взвалили на свои плечи, оказался не из легких. Не так-то просто совмещать работу в Центре подготовки космонавтов с учебой в академии. На занятия шли сразу же после тренировок и исследований. Это порой приводило к курьезам. Так, к примеру, была открыта «кривая Поповича». Однажды Павел пришел на занятия сразу после исследования. Но, несмотря на усталость, пытался добросовестно слушать и конспектировать лекцию. Через некоторое время, просматривая свой конспект, он и обнаружил эту кривую — «эвомоту». Ну и смеху же было, когда сообща разобрались, что так Павел окрестил самую что ни на есть элементарную эволюту…
Помнится, как профессор Т. М. Мелькумов, читавший нам теорию двигателя и термодинамику, войдя в аудиторию и обнаружив изменение в составе присутствующих, говорил:
— Ну что же, пассажиры меняются, а поезд идет, — и начинал свою лекцию.
А однажды он сказал:
— У меня для вас есть сюрприз, друзья мои. Следующую лекцию по моему курсу прочтет хорошо известный вам академик Глушко.