Напарником Андрияна и командиром «Востока-4» был щирый украинец Павло Попович… Есть ли добрее человек на земле? Скольких Павел выручал и скольким помог! Не счесть. «Паша поможет» — это стало чуть ли не заклинанием. Общительный и веселый, он был центром внимания любой компании. А сколько он знает песен?! Русских, украинских, веселых и грустных. Чтобы поддержать стройность хора, поет то первым, то вторым голосом, в зависимости от того, какого в данный момент недостает.
Я родился и вырос на Украине. Поэтому, когда звучит где-нибудь украинская песня, мое сердце тянется туда. «Ненько Украiно!» Да, для меня, русского, она стала матерью. И Павел напоминал о ней. Напоминал своей внешностью, говором, поведением. И когда я смотрю на Павла, мне кажется в зависимости от обстановки, что передо мной то живой, рассудительный и храбрый Тарас Бульба, то лиричный и мягкий Петро, скучающий по своей Наталке, а то один из героев охотничьих рассказов Остапа Вишни, умеющий с юмором, «со смаком» рассказать о своих приключениях на охоте или рыбалке.
Но о рыбалке вы лучше не задавайте Павлу вопросов, ибо это его самый любимый конек.
Павел, как и Андриян, слетал в космос дважды. Между его первым и вторым стартами прошло двенадцать лет. Внушительный срок! И это не исключение. Восемь лет ждал своего второго старта Андриян Николаев, десять — Алексей Леонов.
«Самое тяжелое в жизни космонавта — ожидание», — говорил Юрий Гагарин. И он тысячу раз прав. Ведь за этим ожиданием стоят годы тяжелой и напряженной работы. Не так-то просто держать себя десять-пятнадцать лет в крепкой узде — в хорошей физической форме и в постоянной готовности к полету в космос. И только настоящие энтузиасты космических полетов, горячо любящие свое дело, могут одолеть такое «ожидание».
И опять мне хочется привести слова Юрия, сказанные им сетовавшим на свою судьбу дублерам:
— Ничего, ребята, все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.
Не буду спорить, вовремя или с опозданием, насколько здесь прав Юрий, но оно приходит, твое мгновение. Приходит, если ты его мужественно ждешь, затрачивая на это порой почти полжизни.
Сравнивая второй полет Поповича с первым, невольно поражаешься, как далеко ушла наша космическая техника, как возросли объем и сложность задач, решаемых теми, кто пилотирует эту технику.
В 1962 году Попович летал на «Востоке-4» — одном из наших космических первенцев. А в 1974 году ему пришлось управлять многоцелевым кораблем «Союз» и еще более сложной орбитальной станцией «Салют-3».
На «Востоке» одним из самых сложных экспериментов, выполненных Павлом (и Андрияном на «Востоке-3»), был выход из пилотского кресла. Как известно, ни Юрий Гагарин, ни Герман Титов во время полета не покидали своих кресел и весь полет были фиксированы к ним привязными ремнями. Тогда нельзя было с уверенностью сказать, сможет ли космонавт, плавающий в невесомости, вернуться в свое кресло. Вопрос очень серьезный, от которого зависела его безопасность при возвращении на Землю.
Андриян и Павел вначале очень осторожно, не делая резких движений, покидали свои кресла и возвращались в них. Затем, осмелев, легко и свободно проделывали эти операции перед бортовыми телекамерами. Сейчас даже смешно об этом говорить, но все познается через опыт. И даже мельчайшая деталь в космонавтике — серьезная проблема.
На борту «Салюта-3» Попович уже проводил очень сложные научные эксперименты, выполнял работы в народнохозяйственных целях. И, управляя сложнейшими системами орбитальной станции и научной аппаратурой, он, как бы в шутку над его «востоковскими» проблемами, со свойственной ему смекалкой и юмором, перемещался из конца в конец по «Салюту», оседлав пылесос.
— Забавно выступать в роли Бабы Яги. Но ведь это Баба Яга современная, механизированная в ногу с нашим космическим веком, — объяснял Паша изумленным операторам связи, впервые увидевшим его на таком средстве передвижения.
К старту «Востока-3» и «Востока-4» мы готовились с полной отдачей сил. Казалось, все идет нормально. И когда до заветного дня оставалось совсем немного, во время медицинского обследования при вращении на центрифуге на моей кардиограмме сердца выскочили экстрасистолы. Сейчас к подобному явлению относятся спокойно и критически. Но тогда…
Тогда ведь начинали не только мы, начинали и наши клиницисты и физиологи. Короче говоря, я был выведен из группы подготовки и стал подвергаться различным исследованиям до тех пор, пока генерал Молчанов, в то время главный терапевт Советской Армии, внимательно осмотревший и выслушавший меня, не сказал: