— Работа у нас такая: если не станешь лысым, то обязательно поседеешь.
И мы, невольно посмотрев на головы друг друга, возражать ему не стали.
В процессе совместных тренировок в Центре подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина я много времени провел с Юджином Сернаном — командиром последней американской лунной экспедиции по программе «Apollo». Я помогал ему осваивать «Союз», сражался с ним на теннисном корте, мы вместе проводили свободное время.
Конечно, мы много говорили о будущем, мечтали о новых совместных полетах в космос, надеясь попасть в основные экипажи.
Однажды, совершив орбитальный полет в тренажере «Союза» и после этого победив в упорном сражении на теннисном корте Анатолия Филипченко и Джека Лаусму, мы сидели с Юджином в нашей парной. Хлопнув ладонью меня по плечу, он говорит:
— Look, Georgy! — Юджин не знает русского, но собирается выучить его.— Если бы мне кто-нибудь в Штатах всего два года назад сказал, что я буду до пота работать вместе с русским коммунистом (а ты ведь коммунист, я знаю), а затем сидеть с ним в сауне в нескольких десятках километров от Москвы, я бы ни за что не поверил.
Он, очевидно, много думал над этим «открытием». И в автобусе по дороге в Большой театр опять возвращается к той же теме.
— Listen, Georgy, what I want to say to you, as one navy man to another. (Послушай, Георгий, что я, как моряк моряку, хочу тебе сказать.)
Он немного помолчал, затем продолжил:
— Сейчас всюду много говорят о мире, о разоружении. Но практических шагов, к сожалению, очень мало. Для многих людей они не видны, не осязаемы. Об этом пишут газеты. Но газет много, и они разные. Поэтому большинству трудно разобраться, где слова, а где дела. А вот когда они включат свои телевизоры и по прямой передаче из космоса увидят, как ваши и наши парни трудятся на благо всего человечества, то поверят в наши мирные устремления. Поверят на всех континентах! Поэтому нам нужно летать больше, чаще. Do you agree with me? (Ты согласен со мной?)
Я не мог не согласиться с ним и ответил:
— That is exactly my point! (Я тоже так думаю!)
Да, мы все, советские космонавты и американские астронавты, ждем новых полетов. Мы глубоко уверены в успехе нашей будущей совместной деятельности по исследованию космического пространства с помощью пилотируемых космических кораблей и станций. Эта уверенность имеет под собой реальную почву. И полет по программе «Союз»—«Аполлон» доказал это!
Вы все были свидетелями этого совместного полета. Он дал прекрасные результаты, хотя не всё в его начальной стадии протекало гладко. Так, на борту «Союза» вдруг не заработала система телевидения. Практически этот отказ не мог существенно повлиять на программу совместного полета. Но всех нас огорчило, что миллионы телезрителей не смогут увидеть выдающегося события своими глазами. Поэтому мы все: в космосе, на аналоге космического корабля, в Центре управления — стали искать способы устранения неисправности в телевизионной системе. И нашли! Володя Джанибеков все опробовал на аналоге. Затем составили методику работы для экипажа, и я передал ее Леонову и Кубасову. И когда в следующий телевизионный сеанс мы увидели на экране Алексея, вздох облегчения пронесся по главному залу Центра управления.
Не скрою, мне приятно было выполнять обязанности «кэпкома» (capcom — так американцы называют главного оператора связи с экипажем — прижилось и у нас). И не только потому, что я до деталей отработал программу полета. Я хорошо знал и экипаж «Союза». Более того, они были дороги мне: Алексей, потому что это один из немногих оставшихся в Центре подготовки ребят гагаринского набора; а с Валерием нас породнил космос в октябре 1969 года. Зная до тонкостей характер каждого, я передавал распоряжения, рекомендации и замечания экипажу так, чтобы уже по интонации моего голоса им была понятна реакция Земли на все их действия.
Не обошлось, конечно, и без курьезов. К концу полета дежурный врач обнаружил изменения в кардиограмме сердца Алексея и доложил об этом руководителю полета Елисееву. Доктор настаивал, чтобы Леонов принял несколько таблеток панангина.
Зная отношение Алексея Леонова к пилюлям и облаткам да еще его эмоциональность, я возразил. Меня поддержал сменный руководитель полета Кравец. Но доктор стоял на своем.
— Ну а какие-нибудь побочные действия у твоего панангина есть? — спросил я, стараясь найти хоть малейшую лазейку.
— Никаких! Его можно рекомендовать для стимуляции сердечной деятельности даже здоровым людям, — уверенно и, как мне показалось, обрадованно ответил Борис.