— Хорошо! Тогда рекомендуем принять панангин обоим, и Леше и Валерию, — пытался я найти приемлемый компромисс.
Доктор не соглашается, и Елисеев, вздохнув, говорит мне:
— В общем, Жора, Алексей должен принять панангин. Как ты его заставишь — твое дело.
Это прозвучало для меня уже как указание руководителя полета, и я стал думать о том, как его выполнить, не встревожив Леонова.
Как потом оказалось, такие изменения в кардиограмме Алексея отмечались и ранее при тренировках на земле, и наши врачи считали это особенностью его организма. Поэтому я прекрасно понимал душевное состояние Алексея, когда на первой же пресс-конференции после полета ему задали вопрос о целебных свойствах панангина. Во всяком случае, я не хотел бы быть в этот момент на месте Бориса.
Но вернемся к первому полету Леонова.
Командовал «Восходом-2» Павел Беляев, уроженец Вологодской области. Он относился к старшей группе ребят и годами, и положением. Он даже успел сделать несколько боевых вылетов во время войны с Японией. В отряд Павел прибыл в звании майора с должности командира эскадрильи, с академическим значком на груди.
Немногословный и сдержанный, Беляев был образцом самодисциплины и никогда не терял контроля над собой. Даже тогда, когда молодая девушка-рентгенолог уронила тяжелую головку рентгенаппарата на его ногу, которую Беляев сломал после неудачного приземления с парашютом, Павел только попросил:
— Нельзя ли поаккуратнее?
Беляев хорошо разбирался в людях, ему не нужно было «есть пуд соли», как говорят, чтобы определить способности и возможности человека. Он очень любил своих дочерей, своих «кулем». Этим домашним словечком, меняя интонацию, он выражал и высшую меру похвалы, и свое крайнее неудовольствие.
Во время полета Павел проявил большое хладнокровие и умение. Когда, полностью выполнив задание, они должны были пойти на посадку, вдруг обнаружилось, что автоматическая система спуска отказала. Им с Алексеем пришлось уйти на «второй круг», то есть выполнить еще один виток. И уже с этого витка Беляев приземлил корабль вручную в пермских лесах.
У Павла побаливал желудок, и он знал, что каждая встреча с «медициной» может привести к тому, что его не допустят к следующему полету. Поэтому медицинских осмотров старался избегать, хотя последнее время чувствовал себя неважно.
17 декабря 1969 года ребята собрались на охоту. Павел вдруг решился:
— Съезжу-ка я с вами. Посмотрю, что вы в этом находите хорошего?
Кто мог предположить, что это был последний его выезд куда-либо. 25 декабря он почувствовал себя совсем плохо. Его положили в госпиталь. Потянулись тревожные дни, дни тяжелой борьбы лучших специалистов страны за жизнь Павла Беляева. Ему сделали две операции, но было уже поздно.
10 января утром нас вызвали в кабинет Леонова. Алексей стоял у окна и отрешенно смотрел на серое, хмурое небо. Когда все собрались, Леонов подошел к столу. По его левой щеке катилась слеза. Он не скрывал ее или не замечал.
— Друзья! Сегодня в ноль часов тридцать минут умер Павел Беляев… Нет больше Паши… — глухо сообщил он нам трагическую весть и опять отвернулся к окну.
Мы долго сидели молча, погрузившись в грустные мысли, затем разом встали и пошли к Татьяне Беляевой. Что нам ей сказать? Как ей помочь перенести это страшное горе?
В полетах на кораблях типа «Восток» и «Восход» была выполнена широкая программа научных исследований и технических экспериментов.
В эти годы судьба свела меня с Борисом Волыновым.
Борис — сибиряк. И как все сибиряки, обладает огромной физической силой, да и фигура у него атлетическая. Обычно эти качества делают человека покладистым и спокойным. У Бориса же возмущение или недовольство накапливаются до определенного предела, потом он «взрывается».
Волынов очень осторожен в выборе друзей и щепетилен во всех вопросах, касающихся его подготовки к полетам. И, нужно отдать ему должное, готовился он к ним весьма вдумчиво и основательно.
Мы с Борисом, который к этому времени продублировал Николаева, Быковского, Комарова и приобрел репутацию «вечного дублера», не были новичками в работе и прекрасно понимали, где главное, а где второстепенное. И буквально вышагивали каждый виток на карте, до секунд отрабатывая все основные элементы полетного задания, готовясь к старту в космос.
Мне вспоминается один из дней, когда мы, склонившись над большой физической картой мира, изучали трассы предстоящего полета, привязывая к ним всю свою будущую деятельность на орбите. По укоренившейся авиационной привычке здесь же выбираем районы для аварийной посадки. Вероятность такой посадки мала, но не исключена. И мы скрупулезно оцениваем все «за» и «против» каждого района. И просто физически ощущаем, до чего же мала наша старушка планета. Относительно одного из таких районов наши мнения расходятся. Мы спорим долго и энергично.