На работу выйду, у нас же бабы обзавидуются, сразу поймут, не в Мухосранске каком-нибудь отдыхала. Даже не знаю, как быть!
— Да не убивайся ты так, дорогуша, — фальшиво утешила ее Стелькина. — Загар этот — не чета нашему, подмосковному, пару раз ванну примешь, и нет его. А что похудела это, конечно, беда посерьезней — вон и кожа обвисла, и морщины уже никаким тоном не замажешь, но в твоем возрасте килограммы быстро возвращаются, так что и это безобразие ненадолго.
Абрикосова, которая была старше подруги всего на полгода, поспешила перевести тему в выгодное для нее русло.
— Ну, в общем, это все пустяки. Главное, что мы отдохнули шикарно, прямо как боги! Да еще за копейки — путевка-то горящая. Представляешь, гостиница крохотная, прямо игрушечка, всего шесть постояльцев, мы и старички немцы_
божьи одуванчики. Так что с соседями нам необыкновенно повезло, мы их не видели и не слышали.
Стелькина заметно помрачнела, но сдаваться без боя не собиралась.
— Ладно, колись, подруга, наверняка вас в чем-то надули. Я слышала, там в это время ветра сильные, штормит, не сезон же еще.
— Что ты, какие ветра? — Абрикосова грамотно держала удар, не теряя лица. — Был ветерок, конечно, легкий такой бриз с моря, зато днем, когда самое пекло, он так выручал, без него мы просто обгорели бы.
— А кормили как? Я знаю, в Греции еда очень тяжелая для наших желудков, жирное все и сплошные специи, — продолжала разведку боем Стелькина.
— Ну, не знаю, где ты, милочка, такой ерунды набралась. Кормили нас просто отменно: фрукты, овощи, салатики всякие легкие, и сытно, и фигуру не испортишь. Абрикосов мой пел, как Аполлон.
— Я вот только одного не понимаю, зачем ты туда с Абрикосовым поехала, — не желала расставаться с последней надеждой на победу тяжело раненная Стелькина. — Ну, кто же в Тулу со своим самоваром тащится!
— Ну если в Тулу, то да, конечно, особенно если у тебя не самовар, а так, заварной чайничек. А вот мы с Абрикосовым решили: теперь отдыхать только в цивилизованной Европе и вдвоем. Мы там постоянно общались друг с другом, наговориться не могли, открыли в себе столько нового!
Этот удар чайничком был, конечно, ниже пояса.
— Представляю, какое там столпотворение творилось, раз все так удачно прошло, — бросила последнюю гранату а, не в силах больше скрывать своего разочарования. — О чем ты, какое столпотворение? Мы же не в Халки-дики, как все лохи, поехали, а в Ситонию. Места там просто райские, никакой тебе городской суеты, вокруг дикая природа: скалы, сосны, рыбки, и ни души, только мы с Абрикосовым, как Адам и Ева, голышом купались. А самое главное, от этого у моего такая мощная потенция образовалась! — добила подругу Абрикосова, мечтательно закатив глаза от пикантных воспоминаний. — Веришь, — понизила она тон до интимности, — по два раза за ночь! — И, видя, как Стелькина в предсмертной агонии закусила от зависти губу, сделала контрольный выстрел: — А в последнюю ночь так пять раз подряд!
…В это время, попивая пивко в гараже, Абрикосов делился впечатлениями от отдыха со своим старым другом Стелькиным.
— Чтоб я хоть раз еще с этой дурой в отпуск поехал — да ни за что! Говорил же ей — не сезон! Так, нет, уперлась рогом — зато дешево, сэкономим. Вот и сэкономили, блин! Жили хрен знает где, с какими-то фашистскими птеродактилями. У них двадцать часов в сутки послеобеденный сон. За столько дней не с кем было словом перемолвиться. Зато моя благоверная вообще не затыкалась, даже из туалета мне что-то верещала!
— Погода была, наверно, хорошая, — попытался ободрить друга чуткий Стелькин.
— Ага, хорошая! Холодрыга, и ветродуй с утра до ночи так свистел, что у меня до сих пор челка ирокезом стоит, никаким гелем уложить не могу.
Стелькин повздыхал с другом, выражая полное сочувствие и понимание, и тут же подбросил ему другой спасательный круг:
Зато ты вон как постройнел, от живота один пупок остался.
— Постройнеешь, тут, когда в гостинице из еды только травушка-муравушка в ста вариантах. Веришь, мычать по ночам стал! Так моя идиотка решила, что это я от страсти к ней…
Абрикосов замолчал, нервно покусывая губы от неприятных воспоминаний, и неожиданно пожаловался деликатно притихшему Стелькину:
— Отымела она меня там по полной программе, по два раза в сутки, а в день отъезда, так даже три раза подряд!