На другой день звонит. Я узнал ее голос и почувствовал внутри колотун. Говорю с волнением:
— Ну, привет. Сколько лет, сколько зим. Как твои дела?
— Плохо, — отвечает. — Толстопальцеву указала на дверь, потому что ребенку нужен настоящий отец.
Я произношу:
— А, так ты родила, получается? Я не знал.
— Неужели? — хмыкает она. — Может быть, тебе неизвестно, кто его настоящий папа?
— Разве не Толстопальцев? — осведомляюсь.
— Он женился на мне уже беременной.
Наступает пауза. Наконец, до меня доходит.
— Уж не хочешь ли ты сказать?.. — И мои голосовые связки слипаются.
— Да, хочу, — говорит она весело. — А зовут мальчика тоже Паша — в честь тебя!
От подобной новости я готов стечь со стула, перейдя из твердого состояния в жидкое.
— Сына не желаешь увидеть? — продолжает наступать Катька. — Можешь навестить нас в любое время.
— Хорошо, спасибо. Только надо с Леной договориться.
Захожу в соседнюю комнату — а жене, оказывается, обо
всем известно, потому что нашу с Катькой беседу, шедшую в прямом эфире, видела и слышала по «ящику». Вместе со своим ротвейлером Патриком. И теперь они оба скалятся на меня и рычат. Я произношу:
— Эй, ребята, только не кусаться! Знайте, что по-прежнему вы мне дороже всех.
— Не смеши, — заявляет супруга с дрожью. — Сын связал тебя с этой женщиной навсегда. И теперь, если ты у нее останешься, я пойму и прощу.
Уговоры не помогают. Пес готов разорвать меня в клочья.
— Убери собаку, — обращаюсь к Лене. — Патрик меня нервирует.
— Ничего подобного: это ты нервируешь Патрика.
Я не сдерживаюсь:
— Ну и на здоровье! Если он для тебя важнее, оставайся с ним! Будьте счастливы! — И с досадой хлопаю дверью.
Выхожу на улицу и ловлю такси, чтобы ехать к Катьке. По дороге шофер встревает:
— Ты напрасно так себя повел, парень. Лично я за Лену переживаю. Ведь она тебя сильно любит.
— Вы откуда знаете? — спрашиваю его.
— Что ж я, телевизор не смотрю? — удивляется он. — Вся семья наша смотрит. Семьи всех друзей. Радовались за вас, а теперь волнуемся. Сына повидать — дело благородное. Но бросать жену тебе не позволим!
— Хорошо, подумаю.
Не успел выйти из машины — мой мобильный телефон зазвонил. К уху подношу — это мама.
— Павлик, — говорит, — не ходи туда. Весь Воронеж уверен, что ребенок не твой.
— Как — не мой? — возмущаюсь. — Чей же, Тслстопальцева?
— И не Толстопальцева. Катька тебя обманывает, иптригантка. Лучше уж твоя Лена-капризуля, чем гулящая Катька. Мы с отцом так решили.
— Разберусь, погодите.
Поднимаюсь по лестнице и вижу: дверь в квартиру открыта, Катька на пороге стоит — руки в боки.
— Мать твою, — заявляет, — я и раньше терпеть не могла. Вечно лезет не в свое дело.
— Значит, слышала ее обвинения?
— Кто же их не слышал, если все транслирует телик! Никаких романов у меня на стороне не было. Пашка твой — и ничей больше. Если сомневаешься — делай экспертизу.
А сама такая красивая, щеки алые, и высокая грудь ходит ходуном. 1 ак бы и уткнулся в декольте носом. Но характер выдержал и отправился на знакомство с сыном.
Славненький такой мальчик — весь в меня. И моргает похоже. Я его обнял, он ко мне приник, говорит: «Папа, папа!» — то ли Катька его подучила, то ли сам почувствовал.
Катерина смахивает слезу, спрашивает негромко:
— Убедился теперь?
— Убедился.
— Может быть, останешься? Заживем втроем. Или ты нас уже не любишь?
— Обожаю. Но и Лену не меньше. Как быть?
— Выбирай скорее.
— Надо время, чтобы очухаться. Я пока двину к маме на недельку в Воронеж. И со стороны погляжу на всех.
Что тут началось! Телезрители озверели, требуют конкретности, создают комитеты: кто — в поддержку Лены, кто — в защиту Катьки и Паши-младшего. Пикетируют дом моих родителей. Елкин на седьмом небе: рейтинг подскочил, от рекламодателей нет отбоя. Но по возвращении из Воронежа у меня на работе начались неприятности: покупатели вместо приобретения техники заполняют компьютерный центр, чтобы убедить меня сделать правильный шаг; их приходится выставлять охране. Сослуживцы перестали здороваться, даже Вероника Игнатьевна, наша техничка, процедила сквозь зубы: «Двоеженец!» Шеф туда же: «Павел, — говорит, — надо определяться. Личная твоя жизнь всех уже достала», — «Ну а вы как бы поступили на моем месте?» Он глаза закатил и вздыхает: «Слава богу, я пока на своем. На твоем — застрелился бы, наверное!»