Выбрать главу

Она заупрямилась, не встает. Силой поднял ее, надел пальто, накинул шапку, сам быстро оделся, но она села на <?гул, дрожит:

— Оставь меня! — прошептала она с видимым нежеланием куда-то идти.

— Как — оставить? Не хочешь спасаться? Хочешь сделать свою мать самой несчастной женщиной? Не сможешь двигаться, понесу на руках! Идем! Медлить нельзя. Слышишь? Медпункт близко…

Подхватил ее как-то, поднял к плечу, зашагал по свежему снегу, вышел на улицу. Не прошел еще двадцати метров и слышу сверху, прямо в ухо:

— Остановись! Отпусти меня! Я что-то скажу… Снял с себя, она стоит передо мной, улыбается, словно ничего не было.

— Я не отравлена, глупенький! Я пошутила… Думала, сразу догадаешься, а ты все принял всерьез… Просто я хотела испытать тебя…

— И что, испытала? — спросил я, и в душе закипела ярость.

— Да! — уверенно ответила она. — Раз испугался за мою жизнь и понес на руках спасать меня, значит, и ты полюбишь меня… Логично, не так ли?

— Может, и логично с точки зрения женской логики, а с мужской — может быть, наоборот!

— Что ты хочешь сказать? Не поняла.

— Что? Ну вот что: когда я влюблюсь в тебя с первого взгляда, как ты в меня, тогда и будем объясняться.

— Вот как! Не ожидала, но до меня дошел твой тонкий намек — одним словом, как я поняла, попытка не удалась. Что же, счастливым я тебя не сделала, тем более — ты меня, но счастье нам все равно будет сниться, даже наяву, пока не поймаем его или оно навсегда не покинет нас… — язвительно сказала Елена, застегивая кнопки пальто.

— Не знаю, может, ты права, коллега, но если и ошибаешься, тут нет ошибки, потому что с женщиной и с собой «ельзя спорить — оба всегда правы, — ответил я в том же духе.

За время нашего общения метель уже упорхала в другие края. Мелкий снежок медленно падал на белое покрывало земли. Луна, единственный свидетель, своим желтым блеском словно насмехалась над нашими несерьезными, полушутливыми молодежными играми.

Пошел быстрым шагом назад. Голос Елены остановил меня:

— Эй, подожди, я забыла сумочку и перчатки!

— Завтра принесу в школу.

— В сумочке деньги! — снова крикнула она.

— В твоей сумочке могут быть деньги, но не мешало бы, чтобы и в голове было что-то, — как бы обобщил я происходящее.

Вернулся домой, и словно с моих плеч свалилась не женщина, а мешок камней. Выпил стакан вина, почитал книгу и лег спать.

Что мне приснилось? Нет, не Елена! Мадам Бовари.

После удивившего меня случая, да и спустя много лет я часто спрашивал себя, почему эта женщина поступила именно так, а не иначе? Правда ли, что по-настоящему влюбилась в меня или это был продукт ее больного воображения? Иногда человек внушает себе нечто и начинает верить в его реальность до тех пор, пока не придет до его полной противоположности. Может быть, Елена, ощутив обреченность своей бесплодной любви ко мне, решила этой попыткой разбить иллюзии не столь достойной шуткой, после чего поискать счастье по другому адресу…

И все же, что дальше? А дальше каждый пошел своей дорогой. Елена допела до конца учебного года и покинула сельскую школу. Иногда я встречал ее в городе с каким-то лысым мужчиной под руку, она кивала мне головой и с кислой улыбкой проходила мимо.

Олег ГОНОЗОВ

Оборотни

В газетах пишут, куда ни пойди — везде оборотни. В милиции оборотни в погонах. В военкоматах оборотни в фуражках. В больницах оборотни в белых халатах… Короче, сиди дома — и без чеснока в кармане на улицу не высовывайся!

Я вчера высунулся в школу к сыну, он у меня десятый класс заканчивает, а там одни оборотни! И первый оборотень — Нина Константиновна, Колькина классная.

— На какую медаль претендуете? — спрашивает. — На золотую или на серебряную?

— Это уж как получится, — отвечаю. — Колька-то мой вроде бы не особо блистает знаниями, да и пропусков уроков у него много.

— Все в ваших руках, — как вампир, скалится Нина Константиновна. — Что скажите, то и получите. Серебро — две тысячи долларов. Золото — пять!

— Сколько? — поперхнулся я.

— Ладно, договорились: четыре с половиной. Больше уступить не могу. У нас слишком большой педагогический коллектив, учителя меня не поймут.

— Оборотни! — зашелся в истерике я, вытаскивая из а чеснок. — Что вы себе позволяете?! Да я… Да вы у меня!..

— Да вы больны! Вам лечиться нужно! — констатировала учительница. И вызвала мне скорую психиатрическую помощь.

Я тогда едва выкарабкался. Полгода в больнице провел — каждую ночь школьные оборотни мерещились, заснуть

без снотворного не мог. На поправку пошел, к главному врачу вызвали. Тот весь седой, с бородкой, в пенсне. Увидел меня — улыбается:

— Вижу, об инвалидности мечтаете? И правильно делаете. Какую группу хотите?

— Какую дадите, — отвечаю.

— Какую скажете, такую и дадим! — смеется главврач. — Вторая группа — две тысячи долларов. Первая — пять!

— Сколько? — заорал я так, что со стены упал портрет министра здравоохранения.

— Я понимаю, что болезнь у вас прогрессирует, — успокаивал меня главный. — Но без денег вам КЭК все равно не пройти! Безногих заворачивают, слепым группу снимают! Инвалидность — это же реальные деньги! Ладно, уговорили: четыре тысячи долларов — и первая нерабочая группа вам гарантирована.

— Да я сейчас прямо в УБОП пойду! — не удержался я. — В прокуратуру! В ОБЭП! В ФСБ!

— Идите куда хотите! — поправил очки главврач. — С вашим диагнозом — вам все двери открыты!

Начальник криминальной милиции Владимир Ильич Кукиш встретил меня как родного:

— Деньги, гады, вымогают? Понятно! Пишите заявление — разберемся!

— Неужели поможете?

— А то! Разберемся с оборотнями по всей строгости закона! Невзирая на лица и занимаемые должности.

— Спасибо, товарищ подполковник, большое вам спасибо!

— Да ладно благодарить, — блеснул золотым зубом начальник. — Вот когда ваши обидчики окажутся на скамье подсудимых, тогда и благодарить будете.

— А разве такое возможно?

— В криминальной милиции ничего невозможного нет! Все зависит от суммы вашего пожертвования. Возбуждение уголовного дела — пять тысяч долларов, арест — десять. Содержание под стражей — двадцать тысяч. Надеюсь, вы понимаете, что здесь не все от нас одних зависит?

— Оборотень! — взвизгнул я, и тут же получил кулаком по печени.

— От оборотня слышу! — Подполковник закрыл за мной дверь.

И ведь точно, как в воду смотрел Владимир Ильич Кукиш: ближе к ночи нас с Колькой стало на улицу тянуть. Весь день мы, как приличные люди, вкалываем с ним на заводе — с пятью тройками в аттестате об образовании сына даже учеником токаря брать не хотели, а с наступлением темноты надеваем на голову черные колготки и грабим припозднившихся прохожих. Один раз нам как-то даже Колькина классная с мужем попались. А при них пять тысяч долларов. Через месяц с нетрезвым мужичком подфартило: седой такой, с бородкой и в пенсне, а в лопатнике четыре тысячи зеленых лежало… А что удивляться, если кругом одни оборотни. Куда ни шагни — везде они, окаянные.

Письмо китайскому рабочему

Здравствуй, дорогой Хуань Цин!

Давно хотел тебе написать, да все как-то было некогда. То на работе неурядицы, то в семье неприятности— а тут на завода попал под сокращение, а вчера и с женой развелся. И сразу ^бумагу, за перо, потому что не могу больше молчать!

А началось все, брат Хуань, с вашего великого китайского нашествия на наш отечественный рынок. Сначала вы завалили наши города и села своими складными зонтиками, сланцами и дешевыми носками. Дальше — больше. Погнали кухонные кожи, штопоры, давилки для чеснока.

Как сейчас помню, купил я по дешевке один такой штопор, попробовал из бутылки пробку вытащить — так чуть зрения не лишился. Хрястнул ваш хваленый китайский механизм на второй секунде первой попытки достать пробку и разлетелся в разные стороны!