Устав бороться за демократию, но пообещав возвратиться с бульдозером, фурии оставили место схватки. Вздрюченный Матвей Иванович переместился в парк к голове Никиты Сергеевича Хрущева. Здесь его уже поджидали несколько мордоворотов в черных рубахах. Внимательно изучив белобрысую внешность автора, и огорчившись отсутствием в ней цыганско-еврейских черт, парни все-таки ради профилактики умело наваляли Венчальникову по физиономии и по почкам, наказав на прощанье в тот же день убрать из общественного места ненавистный лепной портрет Егора Гайдара. Пытаясь подняться, упираясь в бордюр локтями и мельтеша каблуками по влажному газонному чернозему, скульптор попробовал объяснить ультрапатриотам, что перед ними вовсе не Гайдар, но дыхание еще не восстановилось, и объяснение не произошло.
Нужно ли говорить о том, что Матвей Иванович перепачканный землей, с разбитым носом, с оторванным рукавом отказался от просмотра и фундаментной доработки других изваянии. Но, доплетясь до центральной площади, он не мог не остановиться, чтобы передохнуть возле собственноручного мощного, будто вырастающего из бетонных плит, торса Петра Великого.
Тут-то его и повязал ОМОН, вызванный Свиридом Петровичем. Местный руководитель культуры до глубины души был возмущен как самоуправством доморощенного скульптора, так и его упорным нежеланием дать хоть какую-нибудь взятку. Все время экзекуции Свирид Петрович величаво провел у широкого окна второго этажа, скрестив руки на груди и сурово наморщив широкий лоб, плавно переходящий в блестящую лысину.
5
Выйдя из больницы, Матвей Иванович предстал перед земляками посвежевшим, приободренным. Только настороженность мелькала во взгляде чуть чаще обычного, да островок не сбриваемой соломенной щетины вокруг бородавки на левой щеке вдруг сделался седым.
Взяв пакет с лишней одеждой под мышку, Венчальников прогулялся по городу, но ни одного из установленных далекой уже весной творений на месте не обнаружил. Дома ждала жена, незамедлительно надувшаяся за то, что супруг не заметил сделанную накануне его выписки дорогую прическу с мелированием. А муж даже не выпил выставленный стопарик — он сидел, задумчиво играл желваками и профессионально разминал хлебный мякиш. Понятливая Верка оценила эту паузу не меньше, как в цену глыбы разорительно-черного гранита два на метр на полтора. Но в этот раз внезапно ошиблась.
Муж встал, ушел в Вовкину комнату, долго гремел там ящиками и игрушками, и вернулся за стол с пыльным, подаренным на восьмилетие сына, микроскопом. Пытаясь что-то объяснить напрягшейся жене, Матвей Иванович беззвучно поводил острым кадыком вверх-вниз, помотал в воздухе растопыренной пятерней.
Что, Мотя? — попыталась угадать она, сразу отмякнув и простив за проявленное невнимание к прическе.
Ты не думай! — гортанно изрек супруг и потряс микроскопом. — Они там возомнили все! А мы им покажем! — О, господи твоя воля! — заранее испугалась Вера и села
— Их мало, а нас много! Мы добром и искусством растлим их проклятую идеологию! Я предупреждаю, грозно предупреждаю: растлим всю эту политическую мафию! Они сейчас радываются, а мы не дремлем — мы тлим и грозим!
Выговорившись, он победоносно взглянул на спутницу жизни сверху вниз, а она только и смогла пролепетать:
— Мотечка, может, щичек поешь?..
— Потом, это потом… — Он осмотрелся в кухне. — Ты, Верка, это… Крупа есть?
— Какая крупа?
— Всякая. Рис, пшено, перловка… Давай сюда.
6
Впервые за много лет на Матвея Ивановича стали оглядываться девушки. Да и как не оглянуться, если перемещался он по городу радостно и одухотворенно, смотрел окрест приветливо и многообещающе. Особенно ярко вспыхивали его глаза, когда навстречу попадался кто-то, жующий бублик или пирожок с маком. Тогда он останавливался, провожал приятного встречного взглядом. А случись тому по пути Обронить на тротуар крошку с прилипшим маковым зернышком, Венчальников возбуждался, лихорадочно слюнил перст и ловко подбирал мокрой подушкой пальца бесценную находку с асфальта. Еще он очень любил наблюдать с соседней лавочки, как чопорные бабушки с внуками присаживаются отдохнуть и едят апельсины, выплевывая косточки в травку.
Именно из такой косточки он изваял бюстик Фиделя Кастро и исхитрился подсунуть его в карман помощника секретаря республиканской партии США, приехавшего поучаствовать в массовых гуляньях по случаю годовщины ельцинской Конституции, а заодно прикупить гектаров сто-полтораста российского леса.
Вообще, теперь в перерывах между лечениями скульптор жил полнокровной жизнью. Бюстки Карла Маркса на маковых зернах (он так и говорил: «бюстки ваяю») Матвей Иванович подбрасывал в кабинеты руководителей СПС и «Единой России»; бюстки Чубайса на зернах оранжево-рыжего перца — в штаб КПРФ…
Особенно удачно выходил у него товарищ Мао на рисе и копии скульптур Зураба Церетели из пшенных зернышек. В скорлупе грецкого ореха вместилось все Политбюро и весь ЦК конца 1980-х… Из конопли он ваял олигархов в полный рост и даже подбивал им подошвочки на ботиночках золотенькими гвоздиками.
В минуты отдохновения Венчальников раскрывал хромированный портсигар, где толпились все его шедевры от Рюрика и Малюты до Березовского и Ельцина, и приникал к окулярам.
— Эхэ, блин, сколько вас! — бормотал Матвей Иванович. — Как микробов повысыпало!..
7
Все было бы прекрасно, если бы не птицы.
Сначала вырвались из клетки два волнистых попугая — Ромка и Гулька, именовавшиеся в доме для краткости Рогулькой.
Эта коварная Рогулька, проявив дуалистическое единодушие, пробралась через узкую щель в сервант и склевала всех 26 Бакинских комиссаров, изваянных на половинках ячменных зерен.
Уже к вечеру того же дня террористы были обменены в зоомагазине на мешочек сырья — ценнейшего в художественном смысле канареечного семени.
Теплым летним днем с садового стола порывом ветра сдуло Джорджа Буша. И пока Венчальников с супругой искали в песке президента, шустрый воробей стрямал пятерых пшенных правозащитников и Солженицына из четвертушки горошины.
Особенно досаждали наглые соседские куры, из-за чего Матвей Иванович возненавидел всех домашних пернатых.
И вот тогда он приобрел упомянутую ранее винтовку.
8
Теперь по большим праздникам, например, на 1 мая, Пятидесятницу и 7 ноября, Венчальников выходит на площадь и, если эти дни не совпадают со временем очередного курса излечения, устраивает на площади парад.
Он торжественно ползет по бетонным плитам вдоль ряда скульптурных портретов и, стараясь не потерять их в траве, рапортует примерно так:
— Владимир Владимирычу Путину, гаранту и реформатору — ура-а!..
Да и в психушке Матвею Ивановичу хорошо. Ему, как постоянному клиенту, доверили ухаживать за подсобным хозяйством — тепличками и грядками.
И вот там-то он уже воплотил, добился, уже вернул всю потерянную в начале 90-х годов страну, необъятную — от сточной канавки до второго столбушка в заборе. Сейчас в самом центре, в самом сердце ее — возле кустов клубники — у Венчальникова располагается аллея славы, укрытая лоскутом
целлофана от ворон и воробьев.
А вдоль границ и на окраинах — на Кольском (где лейка раньше валялась) и на Камчатке (у лопушка возле кирпичного штабеля) — наставлены грозные ракеты из спичечных головок.
Да, Венчальников вернул обороноспособность этого государства. И теперь подумывает о мировом господстве.
Мама мыла раму.
Закатав по локоть рукава байкового халата, старушка полоскала в ведре зеленую, похожую на водоросль мочалку и с придыханием возюкала ею по свежелакированному дереву Мутные капли стекали на пол веранды.
В дверях, прислоняясь к косяку и скрестив руки на груди стояла и наблюдала сноха, Алевтина. Минут десять тому она вызвалась помочь, но свекровь, как всегда, заупрямилась в надежде, что Алевтина уйдет и не будет торчать „ад душой с разговорами. Второй раз предлагать помощь Алевтина не стала но не ушла, и теперь с некоторым участливым злорадством смотрела, как старушка ползает вокруг рамы на коленях и часто хватается за поясницу. Попутно она произнесла мужниной матери наставление по эксплуатации газовой плиты, на которой та грела воду для мытья, а также по экономии электроэнергии.