А в старости чаще вспоминаешь про свой ливер. То есть про печень, селезенку, сердце и почки. Причем под вечер память явно улучшается. Потому что ливер вспоминаешь гораздо чаще, чем утром. Но возраст есть возраст. И он позволяет надеяться, что вспоминать осталось не так долго.
Евгений ТАРАСОВ
Последние несколько недель Семипядский появлялся в своей проблемно-прикладной лаборатории каким-то усталым и невыспавшимся. Семипядскому сочувствовали, над ним подшучивали и даже намекали на весенне-любовную бессонницу. Потому Семипядский однажды не выдержал и признался:
— Вечный двигатель я изобрел. Такие вот дела.
— Да вы что?! — ахнув, не поверил научный коллектив.
Семипядский поклялся всем святым, а особенно будущей
Нобелевской премией, и почти все перестали сомневаться. Только поинтересовались — уж не заболел ли он от изобретательских перегрузок?
— Да нет, просто приходится недосыпать, — объяснил Семипядский. — Дежурить приходится. По очереди, всей семьей. Круглосуточно.
— Это зачем? — не понял коллектив.
— Так вечный же он, не затормозишь на несколько минут. А проследить нужно. Чтобы вдруг не остановился. Да и смазать иногда. Чтобы не сломался, — разъяснил Семипядский.
Посочувствовал ему коллектив и решил чем-то облегчить тяжкую долю изобретателя.
И пошло. То его от собрания освободят. То от планерки. То от конференции. А то и вовсе от симпозиума, не говоря уже о внеплановых дежурствах. А потом даже премию дали, и немалую. За достижения. После чего еще и путевку ему организовали. В дом отдыха от науки.
Приходит Семипядский после трехнедельного отдохновения — и просто не узнает его научный коллектив. Посвежевший такой, окрепнувший, помолодевший.
— Да!.. — восхищенно замечает коллектив. — На пользу пошел вам этот отдыхательный дом!
— Не он, не дом отдыха от всего, — печально говорит Семипядский.
— Как это — не он?! — удивляется коллектив. — А что?!
— Просто мой вечный двигатель украли, — еще более печально сообщает изобретатель. — Пока я, значит, этим отдыхом наслаждался.
— Это ничего! — бодро успокаивает его научный коллектив. — Это даже на пользу. Это же у вас теперь столько времени появится. Для всего. Особенно для нашей фундаментально-прикладной науки!
— Не появится, — грустно отвечает Семипядский.
— Это как так?! — пораженно восклицает коллектив.
— Машину времени я теперь начал создавать, — признается изобретатель.
В мастерскую по ремонту часов врывается разъяренный клиент.
— Вы что же это натворили?! — гневно вопрошает он. — Вы что же это сделали с моими часами?!
— Как это «что»? — спокойно говорит мастер. — Отремонтировали.
— Но. я же… я просил только перевести их на весенне-летнее время! — взвивается клиент.
— А что, вы сами не могли этого сделать? — удивленно спрашивает мастер.
— В том-то и дело! — начинает метаться по тесной мастерской клиент. — А вы… вы же просто испортили мои фамильные часы! Которые служили еще моему деду и прадеду!
— И прапрадеду? — ехидно уточняет мастер.
— И ему! И еще прапрапрадедушке! И даже еще кому-то до него! А вы… вы за один день!.. Такую вещь!..
— Но послушайте, — перебивает мастер, — наша мастерская гарантирует отличное качество ремонта! Мы чиним. А не портим! Понимаете — чиним!
— Ах так! — взрывается клиент. — Чините?! А почему же в них, в моих часах, теперь что-то позванивает?!
— Позванивает? — не понимает мастер.
— Да! И тикает!
— Ну, так это… это, значит, работает механизм, починенный.
— Механизм?! — почти взвизгивает клиент. — Какой еще механизм?!
— Часовой, естественно, — поясняет мастер.
— Ах, вот оно что! Ну, халтурщики!.. Ну, деятели!.. — угрожающе размахивая руками, рычит клиент. — Я вас выведу на чистую воду… через защиту прав потребителей… через суд!
Мастер ошарашенно смотрит на него и наконец вклинивается с вопросом:
— Что-то вы, гражданин, не того! Часы идут, тикают, так сказать. Что же вам еще нужно?
— Что?! — подпрыгивает клиент. — Но я ведь сдавал
вам в ремонт не будильник какой-нибудь, а фамильные солнечные часы!
Заболело у меня что-то между левым голеностопным и правым лучезапястным суставами. Да еще и гудеть начало. А также дергать, как электротоком.
Так странно заболело, что меня страх взял. Ну, думаю, здесь что-то явное не то. Надо срочно себя спасать. Для человека без хороших контактов это невозможно, просто конец. Но только не для меня.
Вышел я на двоюродного зятя одного моего детсадовского приятеля. Работает он в нашем зоопарке с ежами и дикобразами и большим специалистом по части акупунктуры, то есть иглорефлексотерапии, слывет.
Долго колол этот дядя меня и даже зачем-то прижигал. Пока между этими самыми моими суставами еще и стрелять не начало.
Тогда зять этот вывел меня на одного физика-ядерщика, специалиста по энергополям. Который биополем по телефону радикулиты снимает и головную боль.
Но тоже не пошло. Хотя он и через мобильник пытался. И даже через Интернет. Только что-то щелкать во мне начало. И еще шуршать, как осенняя листва.
Но физик этот сказал, что это просто наметилось улучшение. И послал меня подальше — к одной своей знакомой бабке на самую окраину города. Для закрепления. Заявив, что нельзя утрачивать веру в самобытную народную медицину.
Вот так я у этой самой бабки и оказался. Несколько дней она надо мной что-то шептала и чем-то меня окропляла. А когда обкуривать принялась, так во мне вообще все засвербело!
Осерчала бабка. Все это от неверия, говорит и особливо от нервов. А потому, заявляет, надобен мне еще и «нервинный патолог». Есть у нее, мол, такой на примете. Уже очень ее внучатому дяде помог. К нему и надобно податься. Он и выведет меня на этого чудо-доктора. Тем более он, доктор этот, в «первой полуклинике» трудится.
Только отказался я от такой помощи и расстался с бабкой, ничего ей не объяснив. Нет, ну действительно, зачем мне ее внучатый дядя, когда я и сам как раз работаю в этой самой первой поликлинике? Этим самым невропатологом!
Анатолий ТРУШКИН
— У тебя десять миллиардов, подай нищему-то. Не проходи мимо. Куда тебе, к черту, столько денег? Надо добрые дела делать. Вон тому подай — без рук, без ног.
— И подам. Что мне, жалко? Вон он — без рук, без ног. Небось, у него детей куча. Почему это у нищих всегда детей много?
— Ты не рассуждай. Ты подай!
— И подам.
— И подай!
— И подам. Миллион подам!
— Молодец! Ты просто молодец будешь. А заметил, как у тебя уже хорошо на душе стало? Как будто росой умылся, да?
— Да… умылся. Нищий домой придет, жена спросит: «Сколько насобирал?» А он ей: «Миллион!» Она хлоп башкой об пол, и поминай как звали.
— Ну, поменьше дай.
— И дам.
— И дай. Не жмись.
— А кто жмется? Восемьсот подам.
— Молодец!
— Надо только как-то так положить, чтобы никто не заметил, а то отнимут. Придет домой, жена: «Сколько насобирал?» Он: «Ничего, все отняли». Она хлоп башкой об пол, и поминай как звали.
— Ну ты хоть сколько подай.
— И подам.
— И подай.
— И подам. О чем речь? Сколько — вот вопрос. Пятьдесят тысяч отнимут. Десять тысяч не отнимут.
— Молодец!.. Ну, клади десять тысяч, и пошли… Клади. Это правильно — никто не тронет его.
— Его — нет, а меня тронут. Если, мол, по десять подает, сколько же у него?.. Выследят и грохнут.
— Так ты что, сволочь, совсем ничего не подашь?
— Почему не подам? Подам.
— И подай!
— И подам. Интересно, сколько ему подают?.. Сто рублей… двести. У меня таких денег нет. На нет и суда нет.