— Про что ты?
— Про то!.. Налоги-то!
— Брат, естественно, люди сейчас озлоблены. Нам всем нужно покаяться. Не очистимся — пропадем! Не возродимся.
— К стенке надо!
— Кого?
— Всех.
— Нет, брат. Мы Бога потеряли.
— Ну! Те же самые у власти.
— Кто?
— Где?
— Про что ты?
— А ты?
— Я говорю: надо помнить о смерти.
— О-о-о! С утра самого.
— Но страха не должно быть, брат. Ни страха, ни гнева. Одно смирение. Смирись, гордый человек!
— Всех!
— Что?
— В один мешок, керосином и поджечь.
— Кого?
— А что, нет?
— Что «нет»? Я говорю: жить надо для души.
— Ну!
— Согласен?! Ты, брат, все сердцем понимаешь. Это дороже.
— И каждый день!
— Что?
— Для души.
— Да! Вместе мы такая сила!
— Каждый день!!
— Ты безмерно талантлив, брат.
— Хоть сто грамм, но каждый день.
— Про что ты?
— Побежал я. — Ну ё!
Поехал летом к родственникам под Тамбов. Лес в двух шагах. Сунулся утром за грибами — и заблудился.
Вечером слышу: ломится кто-то через кустарник. Выходит мужик — голый, босой, борода до пояса, на голове гнездо.
Я кинулся к нему, кричу:
— Мужик, я заблудился. Полдня уже в лесу.
Он говорит:
— Я уже двадцать лет в лесу.
Сели с ним на пеньки, он спрашивает:
— Ну чего, как там жизнь?
Я говорю:
— Ну чего? Нормально. Замки, дворцы у всех… у кого деньги есть. Заболеешь — лечат лучшие врачи мира… если есть чем заплатить. Если нечем, то болезнь нельзя обнаружить никакой аппаратурой. Питание — все, что хочешь!.. Любому человеку!!! У которого есть деньги. А если денег нет, то живешь как голубь… при помойке.
Он спрашивает:
— Что ты все «деньги, деньги»? Что с зарплатой?
Я говорю:
— Зарплата стала очень большой! Только па нее ничего не купишь, а самое главное — не выдают.
Он обнял меня, говорит:
— Оставайся в лесу.
Я чуть с пенька не упал:
— Как — оставайся? Там же правительство, президент.
Он говорит:
— Ну и что? У нас тоже ходи да озирайся. Или укусит кто, или сук в бок, или шишка в глаз.
Я говорю:
— Нет. Я должен следить за политической борьбой.
И он завял сразу.
— У нас, — говорит, — можно, конечно, посмотреть, как волки добычу делят или как ворон ворону глаз выклевывает. Я места знаю. Но чтобы как наша политическая борьба… этого в дикой природе нет.
Я ему говорю:
— А еще иногда хочется загудеть, понюхать что-нибудь, чтобы море по колено. А у вас что нюхать?
Он говорит:
— А ложный мухомор?! Я места знаю. Лизнешь — и на седьмом небе. В себя приходишь — кругом деревья, вырванные с корнем, зверье раны зализывает. Ну и сам, конечно… где голова, где что — не сразу находишь. Оставайся.
Я ему опять:
— Не могу! Не уговаривай… Телевизора здесь нет! Как без телевизора жить?! Я люблю «В мире животных».
Он говорит:
— А ты где?
Я говорю:
— А порнография? Я привык.
Он руками замахал, заозирался. Говорит:
— Здесь весной под каждым кустом, под каждым листом такое творится! Я места знаю.
Я говорю:
— А фильмы ужасов? Я без них не засну. Он говорит:
— Зимой ткнешь палкой в берлогу с медведем, потом со страху сам заснешь до весны. Оставайся. Я места знаю.
Я говорю:
— Не могу! Чего вдруг?! Там прогресс с цивилизацией.
Он видит — я ни в какую, вывел меня на дорогу, перекрестил три раза и исчез.
Кому ни расскажу, все говорят:
— Ну, дикий человек! Ну ты долдон! Надо было оставаться. Он же места знает.