– Ты прав. Было у меня одно дело. Помнишь, в прошлом году на вахте у Кис-реки на болоте нашли сбитый советский истребитель. (Действительный случай, потом уже после армии я по воспоминаниям определил его тип, это был довольно редкий для Красной Армии истребитель P-40 Kittyhawk, поставлялся из США по ленд-лизу, у нас его перевооружали 20-мм пушками ШВАК).
– Ну, помню, я тоже к нему ходил тогда.
– А помнишь, тогда все порастаскали снаряды от авиапушки, а наш особист их потом отбирал у солдат.
– Да, было, кого-то даже хотели посадить за хранение боеприпасов.
– Так вот, я только тебе, как родному. Я тоже припрятал с два десятка таких снарядов.
– Ну! Ты даешь, однако. И где же ты их спрятал?
– За ротным туалетом, от дальнего угла в двух шагах.
– Это где бочку с тухлой треской выкинули?
– Да, как раз под ней. Неглубоко, всего на полметра закопал. И вот, тогда ж белая ночь была, чую – кто-то смотрит на меня. Я оглянулся, но только успел увидеть, как какой-то солдат за угол казармы забежал. Вот я и думаю, что тот, кто видел, как я снаряды прячу, заложил меня, потому я и здесь.
А на следующий день меня вызвали к начальнику губы Медведчуку.
– Где снаряды от авиапушки?! – заорал он сходу.
– Какие снаряды?
– Ты мне тут ваньку не валяй! Наш караульный с наряда стоял под дверями вашей камеры и все слышал!
Это он так Луку маскирует, чтоб я не догадался, откуда дровишки. Ну, про караульного вы кому-нибудь поглупее расскажите. Я-то знаю, кто накапал.
Я не знал лишь, что всю ночь отделение губарей рыло землю под бочкой возле ротного туалета у нас на Хуаппе. Под утро их привезли обратно в Софпорог, злых и невыспавшихся. Если б я не был под следствием, быть бы мне жестоко битым.
– Товарищ старший лейтенант! Я не прятал никаких снарядов, и у меня их никогда не было. Я наврал Луке.
– Зачем? Ты что, долбанулся?
– По глупости. Детство в заднице играет. Знаете, как дети иногда любят прихвастнуть: у меня дома спрятан наган, а брат у меня в десанте, и сам я знаю каратэ. В общем, прихвастнул немного, для крутости. А оно вон как обернулось.
– Так ты не только Луку, ты и меня, офицера, обманул! Знаешь, что за это бывает?
– Простите, но вас я не обманывал. Вот вы меня спросили, и я вам говорю правду. У Луку я обманул, правда. Но ведь он не офицер. Впрочем, я готов извиниться перед ним.
– Ладно, иди, посмотрим, что с тобой делать.
А потом меня перевели в 827 военно-строительный отряд в Архангельской области. И последние пять месяцев я служил там, в бараках бывшего лагпункта Соловецкого лагеря Особого назначения (СЛОН).
Условия там были еще более ужасные, чем в Карелии. Но это уже совсем другая история.
Гауптлаг-3. Государственная граница
Лето 1981 года. 909 военно-строительный отряд, Северная Карелия, Новый Софпорог – Верхняя Хуаппа – вахтовый посёлок.
Утром, сразу после завтрака дверь моей одиночной камеры со скрежетом открылась. Но ещё до этого, как только услышал лязг открываемого замка, я вскочил с пенька и встал у стенки с отсутствующим видом. Заключённому в камере полагалось вставать при входе конвоя. Но вытягиваться перед губарями было как-то влом, поэтому я всегда вставал заранее, типа – так просто так вот, давно здесь стою.
– Выходи, – сказал мне солдат-конвоир.
Вышел в коридор, взял с вешалки одну из заношенных шинелей, что были припасены губарями для арестантов и надел пилотку. Губарь выдал мне ремень, отобранный при аресте. Я удивился:
– Зачем? На работе не полагается?
– А ты не на работу, тебя освобождают. И шинель сними, тебя без неё посадили.
Ах, вот он – сладкий миг свободы, воспетый в блатной классике, воля-волюшка. Вот только на меня эта новость совершенно не произвела впечатления. За время, отсиженное в одиночке, восприятие притупилось. Какая, на хрен воля, камеру на казарму сменяю.
И вот я снова на Хапе, в своём гарнизоне. На меня все смотрели так, будто я с луны прилетел.
– Ты? Вернулся? А говорили, что ты...
Что говорили, выяснить не удалось, все как-то отмалчивались. И только один новгородец подошёл ко мне и злорадно так произнёс, сверкая очками (его кличка была Профессор):
– А-а, это ты? Привет! А ты знаешь, что тебя скоро посадят? Нет? Помяни моё слово, посадят! За политику, болтал много. Приезжал особист, всех ребят про тебя расспрашивал, характеристики на тебя каптёр писал. Вот увидишь – сядешь скоро.
Забегая вперёд, скажу, что сесть мне тогда не довелось. Только перевели вскоре в другой отряд служить в Архангельскую область. А вот Профессор через неделю сам сел, и не один. Напились они, поехали на МАЗе в самоволку. Замполит догнал их на летучке, потребовал вернуться. Они отметелили замполита, выкинули его из машины, и поехали дальше уже на двух машинах. Всем четверым срока дали. Эх, Профессор, ещё две тысячи лет назад Конфуций сказал: мол, не желай другому того, чего сам себе не желаешь.