Сегодня была суббота, после работы нас должны были отвезти в гарнизон, на Хапу. А так мы всю неделю на вахте жили, в вагончиках. И когда мы пришли на вахту, то от солдат узнали потрясающую новость: машины с командирами и частью солдат уже уехали. Приехали «людовозки», их водители сказали, что ливнями размывает дорогу, и обратно можно не успеть. Командиры тут же попрыгали в машины, те из солдат, что были рядом, заскочили в кузов, последние забирались уже на ходу. А остальных, большинство, кто ещё не успел придти с делянок, попросту бросили! Вот это да. Такого, честно говоря, не ожидал от отцов-командиров. Я мог бы ещё стерпеть их хамское, барское пренебрежение к солдатам (а куда денешься), мог бы ещё простить, что они крысятничают у нас. Но бросить своих солдат и сбежать, спасаясь, самим – нет большего позора для командира. Шкуры. Дал бог начальничков. Кто бы им про честь напомнил? Или вправду, в стройбат, как в ссылку, из строевых частей худших ссылают? Дело в том, что наш ротный раньше служил в гвардейской Таманской дивизии, совсем как в анекдоте. Там, как известно, дураков не держат.
Ну и ладно, уехали – и хрен с ними. Нам то что делать? Дороги размыло, продуктов на камбузе не осталось, потому что сегодня все должны были уехать. А сколько дней здесь придётся оставаться – неизвестно. Подошёл Слава Лаптев, с подмосковного Щёлкова, и с ним ростовец из его бригады. Обсудили вместе ситуацию. Слава вспомнил, что с прошлогодней вахты трактора тащили вагончики через лес. Так что следы от его гусениц должны были остаться, по ним можно дойти до старой вахты, а оттуда дорога до Хапы известна. Идти далековато, километров сорок, но сидеть здесь несколько дней не жравши ещё хуже. Решили идти наобум, по следам гусениц трелёвщика, до старой вахты. Пробовали подговорить других ребят идти с нами, но никто больше не согласился. Из сотни человек только мы и решились. На камбузе нашли несколько кусков черняжки, намазали их комбижиром, посолили и съели, запив холодной водой.
И пошли.
Заблудиться в темноте мы не боялись, поскольку в июне тут полярный день, солнце не заходит. Хуже было с тем, куда идти. Сначала ориентировались по следам трелёвщика, потом местность пошла каменистая, следы пропали. Просто продолжали идти по распадку между двумя сопками. Вышли к озеру, обогнули его, и я увидел знакомое мне кладбище сороковок. В сердце неприятно кольнуло: отсюда забрал Юрась Лося, перед тем как Лось пропал навсегда, замерз в дороге.
– Знакомое место, – сказал я Славе и ростовцу, – отсюда уже дорогу знаю.
– Точно?
– Точнее не бывает! Сотни раз на самосвале здесь ездил. Дальше будет поворот на прошлогоднюю вахту, геодезическая вышка, мост через Ухтинку, а там – прямая дорога на Хапу. И мы пошли дальше. Слава – ходок хороший. Он говорил, что на гражданке в походы часто ходил, в турклубе занимался. Вторым шёл я, последним ковылял ростовец, не слишком, впрочем, отставая. Парень отслужил только полгода, не привык ещё. А так идти можно. Дождевые облака разогнало, солнце светит не очень жарко, ночь всё-таки, точнее – полярный день. Тепло, светло, вот только мошкара донимает. Мы шли, всю дорогу обмахивая себя веточками. Часа через три дошли до моста через Ухтинку. Опять неприятно кольнуло в груди: здесь нашли ногу от пропавшего Лося, он этой же дорогой шёл полгода назад, в метельную ночь. С этой болью теперь придётся жить всегда.
Ребята кинулись к речке напиться, а я лёг на траву, под высокой корабельной сосной с редкой, почти вез веток, макушкой и смотрел в небо, прикидывая – что же дальше со мной будет? Сидел, вроде как, под следствием, но непонятно за что. Ни в чём не обвинили, ни разу не допрашивали. И также непонятно отпустили. Но материалы на меня, как выяснилось, усиленно собирали. Чем всё это кончится? И за что, собственно, под меня копали? Не враг же я какой-нибудь, обычный солдат, комсомолец. Солдаты, уже успевшие до призыва сделать по ходке на зону, объяснили мне, что раз не предъявили обвинения – значит уголовного дела не заведено, и это не следствие, а дознание. Так что переживать мне нечего. Меня это как-то не слишком утешило.
В небе надо мной летал ворон непрерывными кругами. Соловей ты наш карельский, лихоманка тебя забери, два года ты разрывал мне слух своими противными скрипучими «Карр! Карр!» Наверное, он сейчас прикидывал: живой ли я, или уже сдох, и тогда меня можно поклевать. Нет, чёрный, сегодня не твой день, рано меня ещё падалью считать. Я вскочил и пошёл вслед за ребятами. Ещё часа три – и мы будем дома, на Хапе.
Пришли в гарнизон часа в три ночи. Первым делом зашли на камбуз, ужин для тех, кто в лесу, оставили в котлах, видно, надеялись их как-то вывезти. Поели наспех и пошли спать в казарму.
А тем временем.
Если б только знал тогда, какие грандиозные события вокруг меня развернулись! Оказывается, как только мы втроём ушли с вахты, туда прорвался ещё один ЗИЛ-157 со старшиной. Нагрузили туда всех, сколько могли, влезло примерно полсотни, половина оставшихся. Когда на обратном пути застряли на дороге, машину вынесли из воды, что называется, на руках. Приехав в роту около 11 вечера, старшина доложил замполиту Хорькову, что троих солдат нет, назвал фамилии. Тот сразу сообщил об этом в отряд. Там переполошились и заодно переполошили наш гарнизон.
КАК!!!!
Военный строитель-рядовой С., находящийся в оперативной разработке Особого Отдела, в отношении которого были даны командирам особые инструкции, находящийся под особым наблюдением (на Хапе за мной неотступно ходил один кочегар) – и этот солдат, оставшийся без присмотра на вахте в приграничной зоне, в паре десятков километров от государственной границы, подговорил ещё двоих солдат и бесследно исчез! Ясное дело – за бугор намылился, в Финляндию! Тем более знает, что под наблюдением Особого отдела находится.