— Ба! Все моменты хороши для приобретения знаний… — отозвался Паганель. — А, начинается!..
Раскаты грома прервали этот несвоевременный разговор. Их сила нарастала, а звук повышался. Приближаясь, они переходили из низких тонов в средние (если заимствовать подходящее сюда сравнение из музыки). Все пространство было в огне. Невозможно было определить среди этого огня, какая именно электрическая искра вызывает этот нескончаемый грохот грома, эхо которого, перекатываясь, уходило в бесконечную глубь неба.
Непрерывно сверкавшие молнии были очень разнообразны по форме: некоторые из них свергались перпендикулярно, по пяти-шести раз на одном и том же месте; другие представляли огромный интерес для ученого — если Араго (как об этом свидетельствуют его любопытные подсчеты) всего два раза видел раздвоенную, вилообразную молнию, то здесь можно было наблюдать их сотнями. Были и такие молнии, которые, бесконечно разветвляясь, загорались кораллообразными зигзагами, причем на темном небесном своде получались самые причудливые световые эффекты. Вскоре на северо-востоке зажглась фосфорическая, ярко светящаяся полоса. Воспламеняя тучи, словно какое-то горючее вещество, и отражаясь в бурных водах, она мало-помалу охватила весь горизонт. Создалась огромная огненная сфера, в центре которой находилось омбу.
Гленарван и его спутники молча глядели на это грозное зрелище. Они не могли говорить: слов не было слышно. Порой беловатый, точно призрачный свет на мгновение озарял то невозмутимое лицо майора, то оживленное любопытством лицо Паганеля, то энергичные черты лица Гленарвана, то растерянное личико Роберта, то беспечные физиономии матросов.
Однако ни дождя, ни ветра еще не было. Но вскоре хляби небесные разверзлись, и между черным небом и водной равниной появились вертикальные линии, похожие на нити, натянутые на ткацкий станок. Крупные водяные капли, ударяясь о поверхность нового озера, отскакивали тысячами брызг, озаренных молниями.
Предвещал ли этот ливень конец грозы? Предстояло ли нашим путешественникам отделаться лишь обильным водным душем? Нет! В разгар этой электрической бури на конце главной, горизонтальной, ветви омбу вдруг появился окруженный черным дымом огненный шар величиной с кулак. Этот шар, покружившись несколько секунд на одном месте, разорвался подобно бомбе, с таким грохотом, что он был слышен даже среди непрерывного, оглушительного грома. Запахло серой.
На миг все затихло, и в этот момент послышался крик Тома Остина:
— Дерево загорелось!
Том Остин не ошибся. Мгновенно, словно искра фейерверка, пламя охватило всю западную сторону омбу. Сухие сучья, гнезда из сухой травы и верхний губчатый слой древесины послужили для него благоприятным материалом. Поднявшийся в это время ветер еще больше раздул огонь. Надо было спасаться бегством. Гленарван и его спутники стали поспешно перебираться на восточную часть омбу, еще не охваченную огнем. Взволнованные, растерянные, они молча, то протискиваясь, то подтягиваясь на руках, карабкались по ветвям, гнувшимся под их тяжестью. Пылавшие ветви корчились, трещали, извиваясь в огне, словно заживо сжигаемые змеи. Горящие головни падали в воду и, бросая пламенные отблески, уносились течением. Пламя то взлетало на огромную высоту, теряясь в как бы пылающем воздухе, то, прибитое вниз разъяренным ураганом, охватывало все дерево, словно туника. Гленарван, Роберт, майор, Паганель матросы были охвачены ужасом, их душил густой дым, обжигал нестерпимый жар. Огонь уже добирался до них; ничто не могло не только потушить, но даже приостановить его. Несчастные люди считали себя обреченными сгореть заживо, подобно тем индусам, которых сжигают в утробе их божества — истукана.
Наконец положение стало невыносимым. Из двух смертей приходилось выбирать менее жестокую.
— В воду! — крикнул Гленарван.
Вильсон, которого уже касалось пламя, первый бросился в воду, но вдруг оттуда раздался его отчаянный крик:
— Помогите! Помогите!
Остин стремительно кинулся к нему и помог ему вскарабкаться обратно на ствол.
— Что такое?
— Кайманы! Кайманы! — крикнул Вильсон.
И в самом деле, вокруг омбу собрались, блестя чешуей, отражавшей зарево пожара, эти опаснейшие из пресмыкающихся. При виде их сплющенных хвостов, их голов, напоминающих наконечник копья, их глаз навыкате, их широчайших, заходящих за уши пастей Паганель сразу признал в них по этим характерным признакам свирепых американских аллигаторов, называемых в испанских владениях кайманами. Их было штук десять. Они били воду гигантскими хвостами и грызли омбу длинными зубами нижней челюсти.
Несчастные поняли, что гибель их неизбежна. Их ждал ужасный конец: или быть сожженными заживо, или стать пищей кайманов. Сам майор промолвил своим спокойным голосом:
— Быть может, и в самом деле это конец.
Бывают обстоятельства, при которых человек бессилен бороться, обстоятельства, при которых неистовствующую стихию в силах побороть лишь какая-нибудь другая стихия. Гленарван блуждающими глазами смотрел на ополчившиеся против них огонь и воду, не зная, откуда могло бы прийти спасение.
Гроза, правда, уже начинала стихать, но благодаря ей в воздухе образовалось значительное количество паров, и они находились в бурном движении. К югу от омбу образовался колоссальный смерч, как бы конус из тумана, вершина которого была внизу, а основание — наверху; он соединял грозовые тучи с бушевавшими водами. Вскоре смерч стал приближаться, крутясь с невероятной быстротой. Он притягивал к себе своим вращательным движением все ближайшие воздушные течения. Через несколько минут гигантский смерч налетел на омбу и охватил его со всех сторон. Дерево задрожало до самых корней.
Гленарвану показалось, что кайманы набросились на омбу и вырывают его из земли своими мощными челюстями. Путешественники ухватились друг за друга: они почувствовали, что могучее дерево уступает натиску и опрокидывается. Еще миг — и пылающие ветви с пронзительным шипеньем погрузились в бурные воды. А смерч уже прошел и помчал дальше свою разрушительную силу, как бы выкачивая за собой воду озера до дна.
Рухнувшее омбу, гонимое ветром, понеслось по течению. Кайманы обратились в бегство; лишь один из них полз по вывороченным корням и с разинутой пастью подбирался к людям. Мюльреди отломил горевшую с конца ветку и так хватил ею хищника, что сломал ему спину.
Кайман упал в воду и, ударяя со страшной силой по ней хвостом, исчез в бурном потоке.
Гленарван и его спутники, спасенные от этих прожорливых пресмыкающихся, перебрались на подветренную сторону дерева. Омбу плыло среди ночного мрака, и языки охватившего его пламени, раздуваемые ураганом, выгибались, как огненные паруса.
Глава XXVI
Атлантический океан
Уже целых два часа неслось омбу по огромному озеру, а берега все не было видно. Огонь, пожиравший дерево, мало-помалу угас. Главная опасность этой жуткой переправы миновала. Майор сказал, что не будет ничего удивительного, если им удастся спастись.
Течение продолжало нести омбу в том же направлении: с юго-запада на северо-восток. Темнота, лишь изредка освещаемая запоздалой молнией, вновь стала непроницаемой. Паганель тщетно старался разглядеть что-либо на горизонте. Гроза затихала, тучи рассеивались. Крупные капли дождя сменились мелкой водяной пылью, мчавшейся по ветру. Омбу неслось по бурному потоку с такой поразительной быстротой, словно под его корой был скрыт какой-то мощный двигатель. Казалось возможным, что оно будет нестись так целыми днями. Около трех часов утра майор, однако, заметил, что корни омбу порой задевают за дно. Том Остин с помощью оторванной от дерева ветки нащупал дно и установил, что оно поднимается. Действительно, минут через двадцать почувствовался толчок, и омбу сразу остановилось.
— Земля! Земля! — громогласно воскликнул Паганель.
Концы обгоревших ветвей наткнулись на какую-то неровность почвы. Никогда, кажется, ни одна мель не приносила столько радости мореплавателям, как эта: ведь она была для них гаванью.
Роберт и Вильсон, первыми выскочившие на твердую землю, уже кричали восторженно «ура», как вдруг послышался знакомый свист, раздался лошадиный топот, и из мрака показалась высокая фигура индейца.