Кстати, кроме капитана В. Крайнова, заменившего погибшего от случайной пули Блохина, «Ласточку» обслуживала семья Григорьевых: механик Василий Дмитриевич, ему помогал сын Николай, кочегаром была дочь Мария. Все они были отмечены правительственными наградами.
Немало примеров мужества и на счету речников — связистов, путейцев, судоремонтников и других. Путейцы, обеспечивая судам безопасный путь, в трудных условиях бомбежек и обстрелов, успевали перевозить на своих лодках раненых воинов, всячески помогать военным. Вот лишь один факт.
В районе поселка Купоросный враг прорвался к Волге. Его нужно было уничтожить во что бы то ни стало. Иначе противник закрепится на берегу. Но выбить его нашим войскам, находящимся на берегу, было невозможно. Требовалось высадить десант с бронекатеров Волжской военной флотилии. Но на реке имелись отмели, и катера, маневрируя, могли сесть на них.
Командование обратилось к старшему бакенщику Н. И. Субботину: «Сумеет ли он ночью провести катера к берегу?»
— Смогу! — сказал Субботин.
— Без остановочных огней, но под обстрелом, — напомнили ему.
— Знаю, — повторил Николай Ильич.
И он в темени, нарушаемой лишь всполохами выстрелов, провел бронекатера к берегу. Высаженный с них десант, поддержанный огнем катеров, очистил берег от противника…
Командующий Сталинградским фронтом, впоследствии Маршал Советского Союза А. И. Еременко так оценивал роль речников в великой битве:
«Солдаты, в кровопролитной схватке разгромившие на берегах великой русской реки полчища ненавистного врага, никогда не забудут подвига речников. В подвиге волжан-речников слился воедино ратный и трудовой героизм. Они, не щадя своей жизни, доставляли на судах на правый берег бойцов, технику, боеприпасы. Тысячи раненых бойцов останутся навсегда благодарны водникам, которые вывезли их из ада невиданной битвы». И далее: «О мужестве водников Волги можно написать не одну книгу».
Вот почему я с великой радостью поделился воспоминаниями об участии в Сталинградской битве наших речников, с которыми позже я еще больше сроднился по совместной работе.
М. И. Кирдянов, бывший начальник разведотдела артиллерии 21-й армии, ныне гвардии полковник в отставке, член Союза журналистов СССР
РАСЧИЩАЯ ПУТЬ ПЕХОТЕ
Нещадно палит июльское солнце. Едкий пот, перемешанный с пылью, застилает глаза. А мы все едем, идем бесконечными степными дорогами, преодолевая балки, овраги, речки. Наши войска отходят к Дону. Беспрерывное передвижение мешает нам хорошо организовать артиллерийскую разведку.
Рядом со мной, неразлучный со своим автоматом, находится артиллерийский разведчик Степан Жежера. Украинец по национальности, он родился и жил в Сибири. Коренаст и несколько нескладен, но расторопен и весел. Степан располагает к себе с первой встречи. Его четкие доклады с сильным украинским акцентом невольно вызывают улыбку у окружающих.
Степан сидит рядом со мной в окопе, смотрит в бинокль, вытирая рукавом маскировочного халата пот с лица.
— Товарищ майор! У ориентира пять и дальше слышу шум моторов, — доложил Жежера и, не дожидаясь распоряжений, быстро выбежал из окопа, который был на опушке леса, и начал взбираться на самое высокое дерево. Вскоре с вершины векового дуба уже послышался его звонкий голос:
— За высотой танки противника, идут прямо на нас, а за танками — пехота. Блестят каски.
Вражеские танки, разделившись на две группы и обходя высоту, стали спускаться в лощину. За ними на бронетранспортерах двигалась пехота. Набирая скорость, танки устремились на нас. Конечно, в лес они не пойдут и обойдут его. Опушка леса, где притаились артиллеристы, хранила зловещее молчание. Казалось, что здесь нет ни одного человека.
Головные танки вышли из лощины и начали обходить лес. Вот они совсем близко от нас, но выстрелов нет.
Разведчики хватаются за головы, ругают артиллеристов: «Скорее, скорее огонь, нельзя пропускать!» Наконец с опушки рощи грянул долгожданный выстрел, второй, третий…
Полковник в отставке М. И. Кирдянов.
Обе танковые группы были взяты под перекрестный огонь орудий прямой наводки. Танки тоже отвечали огнем.
Поднялся невообразимый грохот. Головные машины горели, окутывая долину черным дымом. Противник получил неожиданный и сильный удар и был вынужден отойти.
Вместе с пушкарями ликовали разведчики. Жежера сиял от восторга и попросил разрешения закурить…
2 июля мы оставили Новый Оскол. Город разбит бомбежками и совершенно опустел. Население в основном ушло на восток, а часть его скрывалась в оврагах, ютилась по подвалам и землянкам.
Укрепленный район на Дону не мог противостоять превосходящим силам врага. Несмотря на большие потери, он бросал на этом направлении все новые и новые резервы. В районе Коротояк мы были прижаты к Дону. Под непрерывными бомбежками и артиллерийским огнем Коротояк горел. По узким улицам, охваченным сплошными пожарами, невозможно было двигаться. Но другой дороги к мосту через Дон не было, и части двигались по горящему селу.
Самолеты непрерывно бомбили мост. Фашистские танки подошли к высоте и в упор обстреливали берег и мост. Уже десятый раз за день наши саперы восстанавливали мост.
Одна стрелковая часть нашей армии, которой командовал генерал П. Ф. Лагутин, была оттеснена к берегу Дона. Знамя полка оказалось в опасности. Группа комсомольцев бросилась с красным стягом к реке. Под ураганным огнем воины достигли противоположного берега и спасли знамя.
— Вот мы и на Дону, а сзади нас Волга. Неужели мы еще будем отходить? Нет, дальше некуда, — говорили горестно бойцы.
Да, это был наш последний рубеж обороны. «Ни шагу назад! Стоять насмерть!» — таков был приказ Верховного Главнокомандующего…
На мосту Коротояка продолжается тяжелый и кровопролитный бой. Военный совет армии поручает мне навести порядок на мосту. Пока пехота и танки занимали оборону по берегу Дона, надо было переправить на ту сторону в первую очередь реактивные минометы и всю артиллерию. Потом нужно было пропустить через мост колесные машины и обозы.
Немецкие самолеты непрерывно бомбили мост. Часть Коротояка была уже захвачена противником, и на берегу, в районе моста, шел бой. Военный совет предоставил в мое распоряжение двух офицеров и разведывательную роту. Под мостом непрерывно дежурили саперы. Мы расставили регулировочные посты не только на мосту, но и на всех выходящих к нему улицах Коротояка, откуда шли к переправе сотни машин. Предупредили их водителей о порядке пропуска техники через мост.
До 15 часов с трудом переправили реактивные минометы и артиллерию. Через каждые 10–15 минут бомбы выводили мост из строя. Саперы быстро восстанавливали его, и переправа продолжалась. Я с группой разведчиков и с Жежерой стоял на мосту и шашкой, словно жезлом, регулировал движение.
Некоторые переправленные батареи уже заняли позиции на левом берегу и открыли огонь по противнику. Началась переправа колесных машин. Со всех улиц Коротояка устремились к мосту десятки автомобилей. Никакие регулировочные посты, наделенные чрезвычайными правами, не смогли навести порядок в их потоке. За короткое время около моста скопились сотни машин. Образовывались «пробки», которые «рассасывались» лишь при налетах вражеской авиации. И все же к вечеру мы выполнили свою задачу и переправили основную массу машин на тот берег Дона.
Я стоял на мосту до тех пор, пока не прошли последние машины и повозки. Вконец обессиленного, потерявшего голос, Жежера и санинструктор перенесли меня, будто тяжелораненого, на носилках на тот берег Дона.
Переправившись через Дон, авангардные части армии заняли оборону на широком фронте около 100 километров. Удержать такой участок незначительными силами было очень трудно. Пришлось пойти на хитрость, чтобы ввести противника в заблуждение. С наступлением темноты мы установили пулеметы на несколько автомашин и пустили их вдоль берега по всему фронту обороны. Эти «кочующие» пулеметные точки останавливались в заранее намеченном пункте, вели огонь по противнику, затем переезжали дальше. Появились также у нас «кочующие» орудия, минометы и танки. Под покровом ночи остальные наши части перешли Дон и к утру заняли прочную оборону.