— У вас хватает мужества высказать такое, — с уважением проговорил Метро.
Лицо Варина мелко задрожало. Оно вдруг поплыло, словно морщины у сухого гребня носа и неясная линия рта готовы были растаять.
— А чего мне бояться? Я старый человек. Я знаю, что однажды все книги обретут свободу. Я знаю, что вы ведете молчаливую и необходимую борьбу. Не в первый и не в последний раз возникает подпольное книгопечатание. Что мне остается ждать от жизни? Я готов вам помочь.
Метро поднялся и подошел к старику. Его подбородок трясся, он чувствовал, что вот-вот расплачется. Теперь он знал, почему любил книги. Он знал, что книги были сутью духа и соединяли века, что они связывали людей между собой, что они были основой любой свободы и что он, Метро, был достоин презрения, ибо кражей книг добывал деньги. Ему захотелось рухнуть на колени и исповедаться старику в своих прегрешениях, ибо те, другие, кто прятал книги на своем теле, и те, кто лил свинец, и те, кто с огромным трудом изготавливал бумагу, и те, кто медленно умирал в тюрьмах Информационной полиции или косил водоросли в глубинах моря, или выращивал салат в иссушающем зное пустыни, как и этот доверившийся ему старик, все работали на одну идею, готовили восстание и крах Нового Возрождения. А он, Метро, думал в это время только о деньгах и был в этом солидарен с Новым Возрождением, ибо извлекал доход из запрета. Но в то же время, подумал Метро, он был необходимым звеном подполья: без таких, как он, книги никогда не обретут запаха типографской краски, не увидят света.
— Вы нам поможете? — просто спросил он, еще не веря, — вы разрешите нам воспользоваться Информаторием, одолжите нам свои книги и, быть может, разрешите собираться у вас в доме?
— Это опасно?
— Опасно, — признался Метро.
— А как они организованы?
Метро с удивлением поглядел на него:
— Понятия не имею. Стараюсь знать как можно меньше. Я отдаю им свои… находки и больше ничем не занимаюсь.
— Сеть, — обронил старик.
Теперь он смотрел в пустоту. Метро показалось, что старик избегает его взгляда. Наконец Варин решился.
— Можете приходить столько, сколько хотите, — произнес он. — Можете переснимать любые издания. Я буду запрашивать их для вас. Я стану одним из вас.
Он повел подбородком в сторону Метро и вдруг стал подобием благородных старцев, что издревле вставали на защиту идеи.
— Свобода, — промолвил он.
Он смаковал это слово, как вишню в коньяке, и Метро показалось, что он даже выплюнет косточку.
— Свобода, — повторил старик. Его руки лепили в воздухе воображаемое чудо. — Свобода — вещь тяжкая. Каждая книга, каждая библиотека имеет свой собственный вес свободы. Каждый экран, каждая антенна, каждый провод, напротив, связывает вас и заковывает в цепи. Они, конечно, нужны. Но мы не должны от них зависеть.
Он почти рыдал.
— Знаете ли вы, господин Корнель, на что способны некоторые люди ради того, чтобы прочитать книгу? Терзал ли вас, господин Корнель, голод знания?
Плечи Метро ссутулились. Он проглотил слюну и глянул на часы.
— Мне пора, — смущенно сказал он.
Он помедлил, но встал.
— Благодарю вас. Я приду снова.
И бросил прощальный взгляд на книги.
— Вам лучше выйти через заднюю дверь, — предупредил старик.
Метро последовал за ним. Когда дверь распахнулась в ночь, он увидел, что ему надо пробежать двадцать шагов, чтобы укрыться в тени гигантских зданий. Каждое километр в длину, столько же в высоту, и столько же в ширину. Миллиард кубических метров. Миллион обитателей. Без единой книги, настоящей книги. Метро пожал протянутую руку и исчез в темноте.
Старик закрыл дверь и прислушался: шум шагов слабел и вскоре затих вовсе. Он запер дверь на двойной оборот ключа, потом вернулся в библиотеку. Он перестал волочить ноги. Но запястья его дрожали. Дрожь усилилась, охватила руки, затем тело, потом пошла на убыль. Но запястья продолжали дрожать, пока он набирал номер.
— Алло, — сказал он.
На экране возник человек в форме. Лицо его было не выразительнее дна фарфоровой чашки.
— Он только что вышел, — пробормотал старик. — Он ни о чем не догадывается. У него есть камера и магнитофон. Он записал «Рассуждение о методе…» Декарта. И наверняка передаст книгу сегодня же вечером. Лучше его арестовать сразу.
Варин остановился, перевел дух.
— Браво, профессор, — сказал человек в форме. — Нет, мы не станем арестовывать его сегодня вечером. Теперь мы знаем, что он связан с сетью. Мы проследим за ним. И надеемся захватить всю банду разом. Быть может, даже…
— Что?
— Быть может, мы разрешим ему вернуться к вам?.. Быть может, окажется полезным и вам проникнуть в эту сеть? Вы сможете войти к ним в доверие. Если мы арестуем его сейчас, мы не узнаем ничего. Почти ничего…
— Я не смогу, — испуганно пролепетал старик. — Нет, нет, вы же мне сказали, всего один раз…
— Вы — прекрасный актер, профессор. Вам это не составит труда. А они так глупы… Вам ли не знать их. Тесты, которые вы разработали…
— Двадцать лет назад, — сказал Варин. — Это было после Войны… Я больше не смогу.
— Сможете, профессор. Вы же хотите прочесть книги, которые заказали?
— Утопистов XIX века, — хрипло пробормотал профессор Варин. — Анархистов… коммунистов… Информаторий по-прежнему отказывает мне в них.
Полицейский усмехнулся.
— Они сейчас классифицируются. Вы их получите. Попозже.
— Вы обещали!
Лицо полицейского посуровело.
— Я же сказал, вы их получите. Почему вы так хотите прочесть их?
— Я стар. Я не могу долго ждать. Я хочу знать, что они думали о будущем.
— И сделаете все возможное, чтобы получить их?
— Не знаю, — прорыдал Варин.
— Мы дадим их вам, — успокаивающим тоном произнес полицейский. — Мы дадим их вам. Но книги следует заслужить.
На пол брызнули осколки стекла. Сквозь окно ввалился Метро. Лицо его было багровым, в руке он сжимал крохотное смертоносное оружие. Он не сказал ни слова. Профессор повернулся к нему, вскинув руки — его глаза широко открылись, когда игла вошла в его плоть и принялась терзать сердце. Полицейский на экране закричал, но далекий механический голос уже ничем не мог помочь умирающему профессору.
Метро спокойно подошел к полкам и опрокинул их. Книги водопадом посыпались на пол, раскрылись, заскользили по паркету, теряя закладки, обложки, засушенные цветы; буквы, казалось, заплясали на страницах, и книжная лавина почти дотянулась до профессора. Метро вскочил на холм и принялся яростно топтать книги. В ночи взревели сирены, экран эхом отражал их вой, но Метро было наплевать. Он вырывал пачки страниц, бросал их в воздух, и они опадали, как мертвые листья странного осеннего дерева. Затем Метро выхватил из кармана магнитофон и камеру и бросил их на пол.
— Самые уважаемые профессии земли, — крикнул он, давя их каблуком, — самые уважаемые профессии земли!..
Он не перестал вопить, даже когда полицейские схватили его.