Конечно, если СВДС все-таки хоть как-то изучался в середине шестидесятых, то синдром Мюнхаузена с подменой (СМСП) звучал как диагноз с другой планеты. Однако в ретроспективе и учитывая инцидент с вышеупомянутым мешком из чистки, это являлось самым приемлемым объяснением того, что происходило в доме Ноу. Обычно СМСП заключается в том, что мать заявляет, будто ее ребенок болен или нарочно делает своего ребенка больным, чтобы привлечь внимание к себе. Известная в Англии в 1991–93 годах сестра Беверли Эллитт (позже известная под именем Ангел смерти) убила четырех детей, за которыми ухаживала, и избила девять других, страдая СМСП. К счастью, ее нашли и сейчас она отсиживает тринадцать пожизненных сроков в сверхсекретном психиатрическом заведении, но сотрудникам больницы потребовалось больше года, прежде чем они поняли серьезность нарушений психики.
Но в случае с Марией Ноу, хотя все считали, что что-то идет неладно, вмешаться не мог никто, включая докторов. Как объяснила Мария Вальдес-Дарена во время беседы с журналистом Стефаном Фрайдом, «когда взрослый душит ребенка, делая вот так (Вальдес-Дапена прижала руку себе ко рту), вскрытие не показывает ничего, ноль»[66].
Руки у всех были связаны. Нельзя забрать ребенка у родителей, это почти невозможно без улик, никто не мог ничего поделать, оставалось только наблюдать и ждать.
Кэтрин повезло выжить при встрече с полиэтиленовым мешком, но чтобы не рисковать, медицинский персонал решил забрать ее на пять недель в больницу. За это время Кэтрин расцвела, но через неделю после выписки ее привезли в больницу снова необъяснимо ослабевшей, она едва шевелилась, когда Мария держала ее на руках. И снова ребенка взяли в больницу, теперь на три недели. Она даже отпраздновала в больнице свой первый день рождения — единственный ребенок Ноу, который дожил до такого возраста. Кэтрин выписалась из больницы, но только чтобы вернуться менее чем через две недели, страдая снова тем же самым. И каждый раз, когда Кэтрин принимали в больницу, она, будучи там, никогда не демонстрировала никаких отклонений. Наоборот, она была нормальной, жизнерадостной малышкой, которую необычайно любили все доктора и сестры. Опять она находилась в больнице чуть больше трех недель, но на этот раз при выписке Ноу купили кислородную систему, которая, как все думали, сможет приглушить страхи Марии. В некотором отношении они были правы, потому что десятью днями позже Мария воспользовалась прибором, сказав, что у Кэтрин был легкий приступ. Но 14 февраля Мария заявила, что атака у Кэт повторилась. На этот раз она и позвонила доктору Гангеми, и использовала кислород. Он не смог ничего найти у ребенка, но в качестве предохранительной меры выписал таблетки с названием дилантин, предотвращающие приступ, чтобы давать их в случае острой необходимости. Через две недели, 25 февраля 1966 года, Мария обнаружила, что Кэт лежит на животике в манеже и на глазах синеет. Кэт повезли в другую больницу Филадельфии, но она не вынесла дороги и по прибытии была признана мертвой. Позднейшее вскрытие показало, что причина смерти, как и в предыдущих случаях, «неопределима».
На этот раз полиция в лице следователя Ремингтона Бристоу и медицинского эксперта Джо МакГиллена подключились к делу в считанные часы. Вместе они допросили мистера и миссис Ноу, и, хотя миссис Ноу была в некотором роде в замешательстве из-за поднявшейся вокруг суеты, муж выстроил разумную защиту жены и настаивал, что она не в состоянии принести вред собственным детям.
Однако вскоре после этих допросов возник другой поворот событий, когда неизвестный источник проинформировал полицию, что Ноу начали поговаривать о приемном ребенке. Многих ужаснуло, что такая мысль могла прийти в голову Ноу, но путь для них был открыт. Тем временем исследования шли своим чередом, и Бристоу, и МакГиллен влезали все глубже и глубже в частную жизнь семьи Ноу. Большинство собранных материалов не представляли собой ничего необычного, но время от времени проскальзывала и настораживающая информация.
Доктор Гангеми, с которым разговаривали несколько раз за это время, дал полиции некоторые первичные зацепки. Например, он сообщил, что смотрит на Марию как на «нестабильную шизофреничную особу, которая вполне может быть психопаткой»[67]. Он также показал, что Мария любит внимание, которое обеспечивают ей смерти детей, и что она ощущает себя тогда знаменитой. Шизофрения усилила еще один необычный факт, касающийся Марии: многие годы она испытывала короткие периоды временной слепоты. В статье журнала «Филаделфиа мэгазин» она призналась, что такие периоды начались с того времени, когда ей было четырнадцать лет, и они сопровождались ужасными мигренями. Затем, в возрасте двадцати лет, как раз после смерти первого сына, Ричарда, Мария ослепла снова. На этот раз доктор госпитализировал ее, и в свой черед показал ее психиатру. Оба врача согласились, что ее состояние вероятно является «переходной истерией» из-за потери горячо любимого сына. Психиатр предложил, чтобы Марии подавали таблетки «правдивости», амитал натрия, на что она согласилась. Под влиянием таблеток она призналась, что хочет другого ребенка, но что муж не в восторге от идеи. Психиатр и Мария обсудили также несколько других тем и провели бы еще несколько сеансов с амиталом натрия, но на следующий день к Марии вернулось зрение, и она выписалась из больницы.