Но и это еще было не все — не выдержав испытания, умерла мать Маргариты Михайловны.
«В 1826 году, — свидетельствует С. Н. Глинка, — умер сын Маргариты Михайловны, и я сопровождал ее на Бородинское поле для отдания последнего долга юноше. Не могу изъяснить того чувства, которое глубоко навсегда запало в мою душу, когда в первый раз после 1812 года въехал я на равнины Бородинские: мне казалось, что каждый поворот колеса попирает прах тысячи жертв. Вся отшельническая жизнь вдовы и матери заключалась в стенах храма. Войдя в него, вы увидите на левой стороне памятник, воздвигнутый супругу: в средине сияет образ Божией Матери, бывший с А. А. Тучковым во всех походах, а направо — гробница юного его сына с надписью, в которую перешла вся жизнь вдовы-матери: “Се аз Господи!”»
После похорон сына под сводами Спаса Нерукотворного, в склепе храма, ничто уже не держало ее в миру, и все сосредоточилось для нее на Бородинской земле.
Когда ее спросили, как она смогла вынести весь ужас своего положения, Маргарита Михайловна ответила: «Я никогда не думала о том, что здесь со мной будет, а только о том, что уже было. Бывшее здесь слишком сроднилось со мной. Сперва я очень занята была постройкой церкви, для себя же поставила малый домик в виде сторожки, куда приезжала только на время, чтобы наблюдать за работами. Со мной жила одна добрая старушка, которая хотя и была чужда нам по вере и племени, однако посвятила себя совершенно нашему семейству».
Этой доброй старушкой была, судя по всему, гувернантка ее покойного сына Тереза Бувье[4].
И все же, признаем, было очень тяжело. Страдания порой казались ей совершенно невыносимыми. Плюс ко всему — однообразие, один день похожий на другой, и ничего, кроме служб, молитв, рукоделия и чтения. «Вот и вся жизнь! — написала она одной из своих подруг. — Скучно жить — страшно умереть. Вот предмет для размышления».
«Так продолжалось до тех пор, пока к ней не приехал митрополит Филарет — святитель редких человеческих достоинств. Он сумел внушить Маргарите мысль, что она ведет жизнь нехристианскую, что ее боль — лишь частичка общей боли: ведь кругом столько горя, столько таких же, как она, вдов, сирот и несчастных людей, и нужно отдать себя служению им, страждущим».
Так Маргарита Михайловна отдалась главному делу всей своей последующей жизни — устройству нового женского монастыря, где, лишившись самых близких людей, она решила навсегда поселиться.
А ведь первоначально у нее не было замысла создавать монастырь. «Она приютила старика Горленко, а в дальнейшем собиралась открыть богадельню для инвалидов — ветеранов Отечественной войны 1812 года. Помимо Бувье у Тучковой была горничная из Дерпта[5], лютеранка, которая затем крестилась в православие и постриглась под именем Деввора. Но каждый день к сторожке приходили нищие, и Маргарита Михайловна никому не отказывала в помощи. Молва о “доброй барыне” распространялась по округе очень быстро».
Женщины собирались к ней по-разному. Например, однажды во время поездки верхом она встретила телегу, на которой везли стонавшую женщину. Кучер пояснил, что муж ее, пьяница, постоянно избивает ее и двух дочерей. Маргарита Михайловна взяла женщину с дочерьми к себе и построила для них домик. Вскоре вокруг стали появляться новые домики, в которых начали селиться девицы и вдовы, желавшие молитвенной тишины.
Постепенно маленький дом вдовы генерала Тучкова стал центром целой колонии, где жили женщины, искавшие утешения и понимания среди таких же — несчастных и обездоленных войной. Шли и крестьяне из соседних деревень — кто за советом, кто за духовной помощью.
А затем Маргарита Михайловна освободила всех крестьян в своем тульском имении: она дала им «права вольных хлебопашцев с тем, чтобы они платили по две тысячи ассигнациями в год». Кроме того, она продала половину имения в Ярославской губернии за 20 000 рублей. Полученные от продажи средства пошли на содержание общины.
Но жили все равно очень бедно, однако Маргарита Михайловна была бодра: «Господь не оставит, да и нам ли жаловаться? Трапеза не затейлива, а зато каков хор!»
В 1833 году, по ходатайству митрополита Филарета Московского (Дроздова), поселение было зарегистрировано как Спасо-Бородинская община, а точнее — «Спасо-Бородинское богоугодное общежитие для 20 женщин».
Желая преобразовать свою общину, устроенную на месте гибели мужа, в монастырь, Маргарита Михайловна «подала на Высочайшее имя прошение от 6 декабря 1836 года о дозволении ввести в Спасо-Бородинском общежитии монашеское пострижение. Вместе с этим Тучкова ходатайствовала, чтобы ей позволено было обратить свою пенсию, состоявшую из 1800 рублей в год, навсегда в пользу обители. На эти просьбы Тучковой было по Высочайшему повелению объявлено, что к исполнению желания ее препятствий не будет, если Святейший Синод представит о том доклад на Высочайшее утверждение.
4
Эта француженка была намного старше Маргариты Михайловны. Она осталась верна католицизму, но безграничная преданность Тучковой принудила ее жить в православном монастыре. Она была ворчливой, но очень честной, и ей были доверены функции экономки. В связи с этим мадам Бувье постоянно ругала Тучкову за то, что та раздает всем последние деньги и съестные припасы.