– Надо. Мне 17 лет, Мина, и первая девчонка, которую я полюбил, умерла на моих глазах. После этого не остаётся ничего. Ничего, кроме…
«Мести», - мысленно досказала Мина. Это слово повисло между ними, так значительно, что и не надо его произносить. Да, вот оно, его решение, почти оформившееся, проявившееся, как изображение на фотоплёнке. Возможность для мести, и возможность защитить, уберечь их с Санни - всё, что осталось. Если кто-то из них внезапно не распахнёт дверь… Что думает Санни? Как ей страшнее - во внешнем мире, или здесь, за него? И как ему самому - не сожжёт ли он эту фотоплёнку, если решит, что это слишком - чтобы они оставались ради него? Если б они дорожили друг другом чуть меньше, да… Если б сама мысль о том, что кто-то из них может поступиться своими интересами, выбирая в ту или другую сторону, не была хуже ножа…
– А ты, Мина?
А что Мина? Мистик никогда не была знакома с миссис Крамер, но кое-что она сказала такое, что невозможно выкинуть из головы, невозможно не обдумывать и не допустить, что это похоже на правду, и может быть, это и есть правда. В этой прежней, обыденной и правильной жизни, такой, какой именно и должна быть жизнь, всё же многовато было иллюзорного. Можно ещё не раз ощутить щемящую тоску при воспоминании о Бакси, фотографиях на стенах и мамином печенье - которое не мятное, конечно, а, к примеру, кокосовое - но надо признать, эта жизнь была безмятежной, и это не только хорошо, но и плохо. Горе в семье было, но до неё, её коснулась лишь тень его - в этом, правда, родителей можно только похвалить, потому что от тени горя уже никакого проку, только бессмысленный вред. Но по-настоящему люди познаются в беде. Беды с мамы, можно не сомневаться, одной хватило. Она действительно могла бы согласиться на гипноз, который уничтожил бы память о том, что её идеальная жизнь - в идеальность которой она вкладывала реально много сил - оказалась не идеальной, при чём эта трещина пришла не откуда-то извне, не от трагической случайности с уксусом или, к примеру, автомобильной аварии, как это часто бывает, что это её собственная дочь перестала быть тем, из-за чего можно сдержанно-гордо улыбаться на восторги подруг - да, вот она у меня такая, лучшая дочь, о какой только можно мечтать. Но всё это даже не расстраивает, не раздражает, к прошлому уже нет возврата. И теперь настоящее, значимое - это вот они, и это главное, от чего всё должно зависеть.
– Не услышишь ничего иного. Я вторую ночь буду засыпать с мыслью, что кажется, мы можем не бояться шагов за стеной…
Керк взял со стола диск, рассеянно повертел его в руках, оглаживая пальцами края коробки.
– Ну, если ты начала им доверять - и то хлеб, как говорится.
– А вот этого я не говорила. И не засекла, с какого момента им начал доверять ты.
– Не знаю, можно ли это называть это именно доверием, но по крайней мере, могу сказать, мне нравится думать, что знаю, с чем имею дело. Я, понятно, не знаю о них кучи всего, как они жили, что свело в их одну команду, из каких задниц они выбирались вместе, но мне не настолько позарез это знать. Для душевной близости у меня вы есть, вообще не уверен, что на кого-то ещё может найтись. Главное я знаю - ну да, они преступники, ну да, им интересны мои способности, а что в этом нелогичного? Я просто не представляю, чем они могут меня разочаровать? Если они, хотя летели, по-видимому, изначально за мной, готовы оставить здесь и вас - то что ещё мне может быть нужно?
…А что это, как не обыкновенное перекидывание ответственности друг на друга? «Я решу то же, что решите вы» - и так все трое. Кто-то должен встать и сказать одно из двух - либо «мы уходим», либо «мы остаёмся», так нельзя уже просто. Но только можно, не она?
– Нет, разумеется, тотальным доверием я к ним не проникся. Свои темы для паранойи у меня есть, с некоторых пор. Всё-таки вы обе девчонки, а состав базы преимущественно мужской…
– Керк!
– Что, теперь уже ты скажешь, что нечего хороших ребят чёрт знает в чём подозревать? Я и не подозреваю, я так… на всякий случай к разному готов. Видел некоторое дерьмо, знаешь ли, больше хотел бы не видеть. Но ни одного женского монастыря, куда я мог бы вас пристроить, у меня на примете нет.
– Керк, если б они что-то подобное имели в виду…
– Сейчас сунулся на кухню-гостиную, думал чаю попить, посидеть потупить, а там Санни с Джаггернаутом какое-то кино смотрят… Даже заходить не стал. Я, тут она права, в руках себя держать иногда вообще не умею. Спросил бы, не свидание ли у них часом - она б меня, чего доброго, и стреканула. Но она хоть как-то защитить себя способна - по крайней мере, мне этим регулярно клюёт мозг, а ты…
Мина хмыкнула про себя, что рассказывать про устроенную Джимми экскурсию по техническому этажу явно не стоит.
– Не спорю, Джаггернаут, конечно, похож на отморозка, но если Санни его не боится…
– Я себе примерно это и говорю, да. И вообще - я же сказал, это паранойя и это надолго. Но мозги я пока не потерял, а мозги говорят, что есть такая штука, как дисциплина, и какая-то она тут, несомненно, есть, да и сложно рассчитывать на нашу лояльность, допуская всякие там вольности, и вообще мир не монохромный, и у отрицательных персонажей тоже бывают принципы. И вот если я тут прав - то лучше компании, чем эта, я пока для вас не знаю.
Вот это вообще отличный поворот.
– Ладно, утро вечера мудренее. Печально, конечно, что за два дня мы ничего не надумали, но видимо, тут как-то не найдёшь, что думать-то. Мне тут пришло в голову, что проблема не то что в том, что у нас всех троих нет веских причин, чтоб уйти - ну, не осталось у нас во внешнем мире ничего ценного и хорошего - а в том, что нет веских причин остаться.
Если бы, если бы, Керк, было именно по слову твоему. Если бы не была причина остаться здесь той же, что и - рвать когти без оглядки. Дихотомия или как это называется - с равной силой «останемся, останемся, пусть это капитуляция, чёрт, не всё ли равно» и «бежим, бежим отсюда, лучше все ужасы внешнего мира, чем этот», можно ли придти и потребовать, чтобы они разорвали её? Шагов и дыхания за стеной не слышно, да, снова она одна со своими мыслями, и это ужасней нет. Хотя нет, есть - побежать с этими мыслями к ним. Мина вцепилась себе в волосы. Что же это такое, до каких пор, за что? Магда, Магда, ты ведь нашла бы выход, ты бы развеяла этот кошмар?
День второй заканчивался. Где-то там, снаружи тёмные волны лизали чёрный камень, Мина отчаянно стискивала пальцами ручку и не могла решиться коснуться листа.
========== Часть 7 ==========
– Джаггернаут, а что ты думаешь о любви?
– Чего? - гигант от неожиданности высыпал скорлупу вместе с орехом в миску для отходов. Мина опробовала краем губ температуру чая, нашла удовлетворительной и присела за стол.
– Да так. Одна девочка как-то рассказала мне одну теорию… Вернее, она её сама придумала, то есть, спросила, не придумал ли её уже кто-то. Что у каждого мутанта есть его идеальный, самый подходящий ему мутант…
– Это в смысле, противоположного пола, что ли? Типа, вторая половинка?
– Ну да, вроде того.
Джаггернаут задумчиво поскрёб затылок.
– Хорошая теория… Ну, почему б нет. В смысле, куча обычных людей в эту чепуху верит, про вторых половинок, называют так друг друга, потом расходятся и получается, что никакие это не половинки… Ну, а как тут понять? А у нас-то проще, получается… Значит, ты думаешь, где-то есть такая же, как я, только женщина? Хотя нет, плохая идея. Я б с такой же, как я сам, долго не выдержал, наверное. Мне и меня самого много. Мы ж если б ссорились, полгорода разнесли б к чёртовой матери. Это, конечно, было б круто, но так скоро и города кончатся… Строят их, правда, быстро, но всё-таки недостаточно.
– Ну, вроде как, это не обязательно именно такой же, как ты сам. Возможно, просто… схожий, совместимый. С кем способности совместимы или не опасны друг другу.
– А, тогда другое дело. Тогда она должна, наверное, быть… очень терпеливой. Меня терпеть сложно. Меня только мама терпела, и то недолго. И очень… прочной. Вот, видишь, - он взял очередной орех и слегка покатал его в пальцах, скорлупа осыпалась в миску, - Санни попросила меня наколоть орехов, хочет на ужин пирог с орехами сделать. Мне их колоть с одной стороны нравится, а с другой - очень уж они маленькие и хрупкие. Зато у них ядрышки интересные, похожие на человеческие мозги. Правда, если человеку башку раздавить, мозги, конечно, не так будут выглядеть… Мне нравится разрушать. Когда я долго ничего не разрушаю, мне плохо. Но это так редко бывает, чтоб разрушение - это было хорошо… Когда сказали, что к нам приедут ещё двое, я очень обрадовался. Это ж значит, надо ещё две комнаты. Я, правда, разошёлся, и сделал три. И видишь, как удачно, ещё ты приехала. Но такая удача редко бывает…