– Ты могла погибнуть! Запросто могла! Какой …бес в тебя вселился? – Голос в ухе Михаила злорадно прихихикивал.
Оксана неприятно осклабилась:
– Ты не смеешь меня упрекать! Я сказала тебе, что не хочу говорить на определённые темы, но ты почему-то упорствуешь!
Михаил на всякий случай бережно взял бокал из руки Оксаны и спросил прямо и откровенно:
– Ты не хочешь говорить о своих родителях. Почему?
Оксана смотрела ему прямо в глаза, не отрываясь, и молчала. Она молчала долго. Очень долго. И только она открыла рот, чтобы произнести слова, как…
– Не говори ему, – взвизгнула невесть откуда объявившаяся Катя. – Не смей открывать свой рот.
– Катя? – удивилась Оксана, никогда ранее не слышавшая от подруги грубостей.
– Пусть он уйдёт! Прогони его, – заплакала Катя надрывно. – Мне нехорошо.
Михаил стоял и растерянно, не по-мужски, хлопал глазами, он и в самом деле не знал, что делать.
– Мне уйти? – спросил он Оксану, Катю, себя, голос в ухе.
Как ни странно, ответ был общим, одинаковым, определённым. И Михаил покинул квартиру подруг, аккуратно прикрыв за собою дверь. Спускаясь по лестнице, он ещё слышал, как навзрыд голосила несчастная Катерина.
Глава 22
Между тем вовсю разошедшаяся осень плакала вместе с Катей. Осени легко было оправдать свои слёзы, а вот Катерине не очень. Она плакала и плакала, сама не зная почему и над чем. Ей было нестерпимо жалко всех: себя, конечно же, в первую очередь, Оксану, Олива, Михаила, свою несостоявшуюся любовь, Оксанино непонятное счастье. Она совсем не хотела покидать дом, Оксане ничего не оставалось, как поддерживать компаньонку в её непонятном горе. Магазин точно бы прогорел… если бы Михаил не предложил свою помощь: он предлагал, советовал, помогал покупателям «Буки» в их нелёгком жизненном выборе. А то, что выбор книги был нелёгким занятием, Миша убедился в свой самый первый рабочий день: некоторым покупателям не хватало и часа, чтобы его совершить. Они медленно бродили от полки до полки, разглядывая, щупая, читая, вдыхая, наслаждаясь и морщась.
Колокольчик на входе звякнул уже привычно. Михаил поднял глаза: голубой взгляд встретился с тёмным.
– Ну здравствуй, – первым поздоровался Михаил. Желваки на его лице вздрогнули и тотчас же успокоились, мужчина взял себя в руки, а эмоции под строгий контроль.
– Ты желаешь мне здоровья? – слегка удивился вошедший, стряхивая с себя дождевые капли.
– Нет, – немного подумав, ответил Михаил, – просто пытаюсь быть вежливым.
– Знал бы ты, как я устал от тебя, – проговорил Олив.
– Взаимно, – Михаил позволил себе улыбнуться. – Зачем же ты пришёл?
– Не догадываешься?
– Помощь нужна? – поинтересовался Михаил.
– Мне? Твоя? – захохотал Олив.
– А почему бы и нет? Мне кажется, что, объединившись, мы гораздо быстрее придём к цели.
– У нас разные цели, – коротко и зло проговорил Олив. – А когда кажется, крестятся, так здесь говорят, – добавил он весьма ехидно.
– Тогда мне ничего не остаётся, как повторить свой вопрос: зачем ты пришёл?
– Полюбоваться на тебя, – насмешливый взгляд Олива прощупывал фигуру Михаила.
– Полюбовался? – неожиданно раздражаясь, бросил Михаил. – Доволен?
– Более чем, – удовлетворённо сказал Олив. – Чувствую я, придёт скоро время сменить цвет.
– Не бывать этому! – уняв злость, гордо вскинул голову вверх Михаил.
– Пора бы уже уяснить тебе, кто правит этим миром и этими людьми, – тёмные глаза Олива сверкнули гематитом.
– Пора бы уже уяснить тебе, кто правит этим миром и этими людьми, – бирюзовый взгляд ответил теплотой. Эта теплота потекла из глаз тоненьким голубым ручейком и медленно растеклась по всему книжному магазину, благоухая и искрясь. Покупатели, вяло бродившие между полок с книгами, будто пробудились ото сна и удивлённо поглядывали вокруг себя, ещё не сознавая, что очень нескоро, но когда-то точно, они снова почувствуют эту неописуемую словами теплоту и устремятся вслед за ней, недоумевая: как раньше они могли существовать без неё и даже её опасаться…
«Не может быть, чтобы он был прав,» – рассуждал Михаил. – «Но отчего, эта раздражительность? Почему я не могу справиться с ней? А он такой уверенный. Такой… похожий на самого себя. Он не изменился нисколько.»
Но Михаил ошибался в своих самоуничижительных рассуждениях. Олив шёл под дождём, без зонта, с непокрытой головой и скучал, с грустью признавая, что скучает он по Кате. Этой меланхоличной, впадающей в депрессию при каждом удобном случае, молодой женщине с необыкновенными жёлто-зелёными глазами, которая умудрилась полюбить его. Его! Которого никто никогда не любил и который никогда сам не любил никого.