– А замок? – заволновалась санитарка.
Олив взглянул презрительно, Наташа в темноте не увидела его взгляда, но почувствовала, в который раз удивившись тому, что такой человек работает в комитете по борьбе с бедностью.
– Замок цел. Никто ничего не заметит, мы были аккуратны… – маленькая заминка со стороны Михаила. – Я надеюсь.
Переночевали «преступные напарники» в комнате для хранения белья, а утром ушли никем незамеченные. А если, кто из проживающих и заметил, то не придал этому никакого значения: мало ли кто мог приходить по делам в дом-интернат.
Глава 27
Оксана злилась, Катя нервничала. Наташа в указанное время на встречу не пришла. И было уже совершенно ясно, что она не придёт вовсе. Телефон санитарки не отвечал, хотя, естественно, механический голос упрямо пытался втолковать Катерине то, что положено втолковывать в таких случаях, но безуспешно: женщина нажимала кнопку отбоя и снова нервничала, с утроенной силой.
– Пошли на работу! – решительно поднялась со стула Оксана.
– Но нам надо, наверное, в дом инвалидов, написать заявление, – пролепетала нерешительно нерешительная Катя.
– На работу! – пользуясь её нерешительностью, опять скомандовала подруга. – Потом разберёмся с этой твоей полуродственницей.
– Олив! Точно, Олив! Он отведёт нас к Наташе, как я могла забыть про него, – слегка застыдилась Катерина.
Оксана возвела глаза к потолку и промолчала, потому что она не только про Олива забыла, но и совершенно выкинула из своей головы, что мужчина в белых одеждах – несравненный Михаил – признался ей в любви, а она на это ему так ничего и не ответила. А почему собственно не ответила? Она, Оксана, такая уверенная в себе, головой стену пробивающая в иных случаях, почему-то растерялась, да настолько, что её память выкинула этот прекрасный неповторимый момент из себя.
***
– Да почему же не позволю? Хочет – пусть ищет, мне всё равно, – махнула неопределённо рукой Оксана. – Хотя с этой Ниной история какая-то тёмная. Представляешь, она написала, что у Катькиного отца рак. Хотя откуда она вообще может об этом знать?
– Может, встречались с ним раньше? Они же в одном интернате обитали! – справедливо предположил Миша. – Она услышала разговоры, вот и запомнила.
– И никакой мистики? – прищурила зелёные глаза Оксана.
– Никакой, – кивнул Михаил. – А ты веришь в мистику?
– Ну…– протянула спутница. – Я немного поверила, когда твой Олив…
– Не мой.
– Не твой Олив, – согласилась Оксана, – так эффектно появился в магазине, но потом, когда всё объяснилось иллюзией с целью очаровать Катьку… я снова вернулась к рациональному мышлению.
– Но в Бога-то ты веришь? Ты же сама меня в храм водила и в В. вывезла.
– Верю, – задумчиво протянула Оксана. – Но как-то не так, как надо.
– А как надо? – заинтересовался Михаил.
– Я не знаю, как надо. Но всё равно верю не так, – Оксана нахмурилась, как будто Миша её в чём-то упрекал. – Я верю, что Он есть, это во-первых. Всегда верю, и когда всё хорошо, и когда всё плохо. То есть Он есть независимо от моего настроения и самочувствия, независимо от меня, независимо от того, верю я или нет.
– Ну, – подтолкнул к продолжению Михаил, кивая и соглашаясь.
– Во-вторых, я не верю в Бога карающего, вот в чём дело. Я не понимаю фраз «Бога не боится» и «Бог накажет». Мой Бог не карающий, он милосердный. Всегда милосердный.
– Да? – почему-то обрадованно уточнил Миша.
– Да, – кивнула Оксана. – Он друг. Лучший. Да, пожалуй, – Оксана усмехнулась, – у меня и вовсе теперь единственный.
– А как же… – Михаил сначала хотел спросить «как же я», но в последний момент почему-то назвал другое имя, – Катя?
– Я не знаю.
– Что ты не знаешь?
– Я не знаю Катю.
– Как? – глаза Миши широко и удивлённо раскрылись.
– В последнее время мне так кажется. Она… какая-то другая, совершенно не такая, как я про неё думала. Хотя, – тут Оксана глубокомысленно замолчала, – наверное, это моя вина. Она ведь и не обязана быть такой, как я про неё думала.
«С ума сойдёшь с этими девицами,» – ожил голос в ухе Михаила. И Миша, неожиданно для самого себя, кивнул.
***
Катерина сидела у окна и смотрела на первый падающий снег. Он был белым и пушистым, каким и положено быть первому снегу.
С тех пор, как молодой женщине стало известно, что её отец, которого она в своё время благополучно и беззастенчиво сплавила в дом инвалидов, отныне проживает в хосписе, куда отправляются все одинокие больные неизлечимыми заболеваниями, она собиралась его забрать домой, чтобы в последние минуты, месяцы или годы своей жизни он провёл не в казённом учреждении под присмотром чужих людей, получающих за это заработную плату. Собиралась она каждый день уже в течение почти двух месяцев и всё никак не могла собраться, она не понимала, что удерживало её от этого честного, доброго, человечного поступка. Она всё также ходила на работу, иногда встречалась с Оливом, который вёл себя на редкость деликатно и даже порывался сам отвезти Катю в хоспис. Но Катя всё откладывала и откладывала. Оксана, чувствуя настроение подруги, вся как-то попритихла и будто сжалась, её как будто стало меньше в Катиной жизни, она пропадала, появлялась, снова пропадала, оставив все заботы о магазине на Катю.