Олив злился, потому что его самолюбие страдало, никаких других причин злиться на Оксану у него не было. Ну, не могла же она ему понравиться в самом деле. Оливьер не способен ни на какие человеческие чувства попросту, и если там, в этом заштатном городишке, ему на какие-то минуты показалось, что он всё-таки способен, то это ведь только показалось и никак иначе.
«Креститься надо, когда кажется,» – вспомнил он свои собственные слова и от досады сплюнул прямо на прозрачный пол. Легче от этого не стало. Но Олив сообразил, отчего ему может стать легче. Михаил. Он уже заронил сомнения в душу этого праведника, надо постараться укрепить их, расшатать все устои, коими жил Миша. От этого должно полегчать. Непременно.
***
Оксана смущённо радовалась жизни и весне. Ей самой её счастье представлялось невозможным и незаслуженным. Ещё совсем недавно она была больна, она потеряла отца и да, да, подругу, пусть даже выдуманную, но близкую и дорогую, а теперь она непростительно счастлива. Да разве она может быть счастлива? Разве она имеет право на счастье? Она должна скорбеть и придаваться грустным воспоминаниям долго, вдумчиво, серьёзно. А она счастлива, легкомысленно и ни на что не похоже. Никакого Олива больше нет, как нет и Михаила. Да и не было их вовсе, они ей тоже померещились, как и Оксана. И не станет она больше вздрагивать при упоминании фамилии Булгаков. Писатель как писатель. Хороший. Только мёртвый уже. Незачем о нём думать.
***
Оливьер подходил к Михаилу уверенным широким шагом. Соперничать по широте с шагом могла только улыбка на его обычно хмуром лице.
– Так что там насчёт моего предложения? – осведомился он.
– И не думал даже, – опустил глаза Михаил. И тут же понял, что соврал. Понял это и Олив, усмехнулся.
Михаил отвернулся, желая показать, что разговор окончен. Но от Олива так просто не отделаешься. Раньше, тот прежний Михаил, легко мог поставить зарвавшегося Оливьера на место, потому что на Михайловой стороне были и истина, и свет, и любовь, и Первый. А теперь Михаил был один, униженный своими собственными мыслями, растоптанный своей собственной совестью. И где-то там, глубоко внутри, в Михаиле и в самом деле созревал, накапливая ядовитый гной, ячмень злости на Первого, который обманул, да, да, обманул его. В чём мудрость и справедливость Первого, если они причиняют такую боль? А дальше и выше Миша даже думать боялся. «По плодам их узнаете их» – вспоминал Михаил, и гной внутри всё пребывал и пребывал, жаждая прорваться на свободу.
***
А для Оксаны и в самом деле настали хорошие дни. Когда-то, ещё в те времена, когда Оксана была Катей, а у Кати была близкая подруга другая Оксана, Катя написала роман. С точки зрения Кати роман был обычным, он ничем не мог выделиться среди других романов того же жанра, в котором он был написан. Впрочем, иногда, в светлые Катины деньки, он ей очень нравился, прямо-таки очень, но чаще всего, в плохие Катины дни, коих было гораздо больше, чем хороших, он вызывал у неё стыд, а порой и даже отвращение. В итоге она придумала ему говорящее название. Она назвала его «Самый бездарный роман», а Оксана, не спросив её разрешения, издала его, сама, за свой счёт. Издала, да и выставила на продажу в их «Буке». Естественно, естественно для Кати, романом никто особо не заинтересовался, сама Катя так и не продала ни одного экземпляра своей выстраданной и выпестованной книги, зато Михаил, пока они с Оксаной дружно предавались осенней хандре, ухитрился всучить кому-то аж целых пять экземпляров её «Самого бездарного романа».
И вот теперь совершенно неожиданно на её мобильный телефон позвонило прошлое… «Ваш роман принесёт ещё вам сюрпризы», – сказал Воланд Мастеру. Оксане никто такого не говорил. Да и не хотела бы она ни за что на свете встретиться с Воландом, даже ради того, чтобы услышать такие долгожданные для начинающего писателя слова, нет, не хотела, хватило с неё и встречи с Оливом. Олив… ей одно время даже казалось, что она в него влюблена. Только её странной болезнью и можно объяснить это. Разве кто-то в здравом уме может обратить внимание на Олива? Борец с бедностью. Надо же, что наплёл.
А теперь Михаил, минуя время и пространство, словно для него их и не существовало, сказал ей слова, подобные воландовским. Оксане показалось, что она ясно услышала Мишин переливчатый голос в своей квартире.
Звонил актёр, имя которого Оксана без благоговения даже произнести не могла, совершенно случайно он прочитал её роман, телефон автора ему с трудом, но отыскали в издательстве. Актёр, как это нередко бывает у актёров, хочет попробовать себя в режиссуре, ему необходимо Оксанино согласие, чтобы начать работу над фильмом, в основу сюжета которого будет положен её «Самый бездарный роман». Он просил разрешения и предлагал денег.