Не занятый конвоированием персонал больницы, а скорее, сумасшедшего дома, почти не обращал на нас внимания. Типичная больничная суета создавала идеальные условия для побега, и прежний Ольгерт Васильев непременно воспользовался бы благоприятной ситуацией. Но нынешний на такие подвиги был не способен.
Остановившись в конце коридора у массивной двери с остатками пластилиновой пломбы, Вомб открыла её и пропустила нас с карликом внутрь помещения.
Мы очутились в большой палате, сверкавшей хромом и никелем неведомых приборов и аппаратов. За огромным, как космодромная плита, столом, заваленным бумагами и пухлыми закрытыми и раскрытыми папками, восседала с заметным геморройным дискомфортным напрягом неприветливая пожилая тётка в стандартном белом халате, копающаяся в растрёпанной, донельзя засаленной амбарной книге.
— Здравствуй, Хенда! — почтительно приветствовала тётку Вомб.
— Приветик! — кисло проквакал не оправившийся от репримандов Лапец, а я по хамской привычке предпочёл промолчать.
— Здравствуйте, коли не шутите! — оторвав взгляд от жирных страниц, сурово глянула на нас тётка. — Никак, очередной голубок к нам залетел? — равнодушно скользнув по мне взглядом постклимактерических глаз, неприязненно-риторически вопросила она.
Я опять промолчал, а карлик принялся отвечать на не требующий ответа вопрос.
— Залетел, Хенда, на мою седую голову, — сложив крест-накрест длиннющие руки и оглаживая нелепо вывернутыми ладонями лишённый растительности шишковатый череп, раздражённо подтвердил он и, раскрутив ручищи в обратную сторону, принялся яростно растирать узловатые морщинистые коленки. — Только не голубь, а дятел. Или чёрный ворон. У меня от него голова разболелась, а теперь вот и суставы… У тебя тут нет какой-нибудь растирки? — заискивающе обратился он к хмурой тётке. — А то дала бы мне тюбик термогенной мази, а?
Хенда скорчила брезгливую гримасу.
— Знаешь, сколько сейчас лекарства стоят? — спросила она, придерживаясь неизменного неприязненно-риторического стиля. — Не знаешь, так пойди поинтересуйся. Аптека на первом этаже.
Лапец яростно засопел, и мне подумалось, что сейчас он схватит увесистую амбарную книгу и тогда… тогда неприветливой тётке придётся протоптать незарастающую тропу на первый этаж.
Вомб состроила гримаску, но промолчала, а Хенда, выдержав паузу, командирским голосом поинтересовалась у карлика, уродливое лицо которого возвышалось над страницами раскрытого гроссбуха не более чем на пять сантиметров:
— Ты, я слышала, не справляешься со своим новым клиентом? Судя по всему, покатишься ты клубком, а раз так, то и растирка не нужна.
— Кто не справляется, кто не справляется?! — полез в бутылку Лапец, незаметно от женщин довольно чувствительно треснув меня по затылку немыслимо изогнутой рукой.
Вомб наморщила симпатичный носик.
— Не кипятись, Лапец! — Она повернулась к тётке. — Хенда, мы пришли показать нашему беспокойному клиенту кого-нибудь из выписываемых. Возможно, это заставит его изменить поведение.
— Или ещё больше упереться на своём, — скептически заметила Хенда, поигрывая плохо заточенным карандашом. — Я не дурочка, Вомб, и вижу, что ты не полностью его депрессировала. — И жёстко заключила: — Халтурить вы стали с Лапцом, как я погляжу!
Вомб нервно облизнула пухлые губки, явно не чурающиеся сумасшедшей французской любви.
— Сеанс прошел хорошо, — с обидой в голосе взразила она. — А сейчас он опять активизируется. В дверь меня первой пропускал — хотел запереться в палате и дать дёру.
Хенда понимающе покивала. Они с медсестрой чисто по-женски немного посмеялись над этим, с их точки зрения, знаменательным фактом. При этом Лапец сохранял обиженный вид, меланхолически копаясь в своих ослиных ушах, а я не переставал удивляться.
— Ну ладно, — загасив улыбку, напугавшую бы самое злобное привидение на кладбище, сказала Хенда. — С минуты на минуту должна появиться курьерша с документами на выпуск. Так и быть, покажу вам одного нагрешившего засранца.
Она ещё минуты две-три перебрасывалась репликами с матушкой Вомб, пока их малопонятную болтовню не прервала вошедшая в палату девица с папкой в руках.
Эта штучка была гораздо моложе Вомб и тем более Хенды. Соблазнительные стройные ножки переходили в крепкую попку, крутые бёдра подчеркивали гибкую тонкую талию, грудь была ядрёна и высока — словом, как выразился классик, девица была тонка, но усадиста. В другое время я не преминул бы «попрессовать» милашку в укромном уголке, если бы сам сейчас не находился под невидимым прессом.