Люди больше не живут на этой улице. Даже нормальные Местные не селятся.
Но если одним глазком…
И вдруг Девочка дёргается всем телом, как в нервном припадке. На лбу ее выступает холодный пот. Руки начинают дрожать.
— Что с тобой? Плохо, что ли?
Нет, ей не плохо. Просто она увидела Чёрного Человека.
«Нельзя смотреть, нельзя, нельзя, нельзя…» — стучит в ее голове. А где найти сил разжать ладони?
Неясный силуэт в тумане. Но все же — можно разглядеть и черное лицо, и белые круги вместо глаз, и плащ-кожу, свисающий клочьями. Чёрный Человек идёт… нет, плывёт по улице Двенадцати арок.
Чёрный Человек — просто страшилка для малышей.
Нет, не страшилка, — говорила бабушка. Это очень опасное существо. Существо, которое вышло из самого сердца города, из самых тёмных глубин Ядра.
«Если не будешь слушаться, тебя заберет Чёрный-чёрный Человек» — говорят злые мамы.
Добрые мамы это слово и вслух не произносят. А то и накликать недолго.
Дети из соседних дворов частенько играли в Чёрного Человека. Водящий надевал шапку с прорезями для глаз, драное пальто и принимался ловить «нарушителей». И Девочка тоже играла. И Ворона, и Плюшка, и все…
— Ну-ка дай мне! — Том вырывает бинокль из онемевших пальцев Девочки.
Мальчик смотрит туда же, куда и Девочка.
«Не надо!» — хочет сказать она, но из горла вырывается лишь хрип.
— Ты… видела? — шепчет Том, — Там такое… Нет, не может быть.
Бинокль вываливается из его рук и падает в густую траву.
— Мне вдруг показалось… Что он посмотрел на меня. Что он нас заметил.
Нельзя встречаться с ним. Нельзя его видеть. Иначе…
Иначе Черный Человек заберет тебя с собой в Ядро. Это знают все, от мала до велика.
— Бежим отсюда!!!! Скорее!!
Да. Бежать…
Все становится неважным. И те, кто водится в траве. И Пучеглазы-хха, прыгающие под ноги. И сапожок с левой ноги, улетевший в яму.
Они падают навзничь, падают лицом в грязь. Ползком перебираются через канаву. Они не перестают бежать, даже когда Пояс остается позади.
— Он нас не догонит!! Ни за что!
БАМ-БАБАМ!! БАМ-БАМ-Б-БАМ!!
Еще три минуты. Ну пожалуйста!
«Засыпай, Джерри…» — поют зеленые дракончики на наволочке.
БААААААМ-БАБАААМ!!!!! БАМ!!!!!! БАБАМ!
Голодная Муха-бум-бум бьется в стекло со всей дури.
Чего тебе надобно, старче?
На подоконнике красуется куриная котлетка сто второй свежести.
— На что позарилась-то? На тухлятину! — я осуждающе качаю головой.
Распахиваю форточку и бросаю котлету вниз.
— На, ешь!!
Муха-бум-бум устремляется вслед. Гудит, как паровоз. Видимо, от радости. У самой земли котлету подхватывает голубь-клювожор и глотает целиком.
— Не повезло тебе, красавица!
Настроение — ни к черту. Вот так, сразу с утра. А вам бы понравилось, если б в вашу комнату ломилась муха-гудила размером с котёнка?
Выхожу на балкон — проветриться. А там — сюрприз. Бочаны в деревянном ящике вымахали до невероятных размеров. Красные, бугристые, с усиками. Распухли от гордости. Не Бочаны, а монстры какие-то. Как же я их проглядела?
«А все потому, что лень-матушка вперед тебя родилась!» — шепчет злобный внутренний голос.
Теперь они только в суп и годятся. Значит, понесу их Плюшкиной матери. Авось на фрыгурцы выменяю.
А воздух на улице — будто звенит. Эх, знатное нынче лето!... Но, конечно, не такое, как опасное лето двадцать пятого года, когда лягушки-крокозябры забирались на балкон, а бабушкина многоногая курица снесла триста шестьдесят яиц! Ну и слава Богу.
— Ма-аам! Я к Плюшке! Избавляться от этого безобразия.
Безобразия — полный рюкзачина.
— Проглядела, значит… Ну и лентяйка же ты! — мать качает головой.
— Да не хмурься! Будут тебе фрыгурцы свежие, зеленые!
— А котлета где?! Господи, да неужели ты опять скормила ее этим клятым мухам, да я тебя…
— Всё! Убегаю!
Я спрыгиваю с балкона на подъёмник и начинаю крутить ручку. Мама в гневе страшна, как Буль-Буль весной.
— Дашка!! Папа сегодня у Семеныча в шахматы играет! Пирожков им купи!!
— Куплю, если не заблужусь!
Она грозит мне кулаком из окна.
Подъёмник скрипит. Не скажу, что это слишком удобное средство передвижения. Вообще-то папа сделал его для старой бабушки Агафьи. На лифте ездить стрёмно — говорят, в шахте завелся Немышить. Двенадцать этажей пешком? Ну уж нет.
Люлька застопорилась где-то между первым и вторым этажом. Н-да. Хорошо, что кроссовки на ногах. Небось пятки не отобью.
На углу дома висит табличка: «Сов……. улица». Точнее, висела. Нашелся добрый человек, который взял краску и подписал: «Совиная». А что? Совы — клёвые. Жаль, что вымерли.
С тех пор и зовут наш райончик Совушкой. Совушка — это уже не Пояс, но еще и не Перья. В общем, местечко что надо. А в архитектурном плане — ничего особенного, натуральнейший спальник. Многоэтажки панельные, дворики, спортплощадки. Даже каток есть.
Плюшка живет в Перьях, почти у самой стены. Её папка когда-то работал с приезжими, вот и получил квартирку. Точнее, домик.
И чего все так в Перья рвутся? Я вот не рвусь. Ну, от Ядра далеко, это да. Местных почти нет. Я б там со скуки подохла, честное слово.
Пробегаю через Свальню. Ну, это место такое, куда люди выбрасывают все ненужное.
Место, скажем так, не самое приятное. Потому что пованивает.
Если б не местные местные, разрослась бы помойка на всю Ракушку.
В кучах копошатся Мусора. Фыркают, рыщут, чего бы на обед сообразить. А рацион у них простой — все, что потухлее. Бабушка Агафья всегда говорила: кто попивает и бомжует, да на улице ночует, может Мусором стать. Правильно говорила. Если квартиры нет, надо не попрошайничать, а идти к приезжим в жилищную контору.
В детстве пацаны, бывало, ловили Мусоров. На рыбью голову приманивали. Дурацкое занятие. Ну что такое Мусор? Комок липкого тряпья. Может покусать, но не сильно.
Между кучами ползают Шшляпники, собирают то, что мусора не съели. Бабушка Агафья говорила: если бросить где-то старую шапку или берет, из него обязательно вырастет Шшляпник. Глупости, конечно. Шшляпники почкованием размножаются, как все нормальныеместные.
Один из них, совсем жухлый, прямо какая-то драная кепка, подползает ко мне. И смотрит грустными глазами.
— Шшшшш… Ш-шш…
Зашипел, жалостливо так. Ну как не дать такому бочанный лист?!
Ам! — и нету. Зубы у Шшляпников что надо. И дерево, и мыло — все перемелют.
— Э, нет, ты за мной не увязывайся!
И правда — вон, из-за забора уже Коньпальто выглядывает. Охотится.
Коньпальто — это пальто. Чаще всего — синее, с высоким воротом. Бегает на передних ногах — рукавах. И резво бегает. Издалека можно за лошадку принять. Людям не доверяет (и правильно делает). Питается исключительно Шшляпниками. Та еще зверюга.
А за свальней — речка Омутинка. Одно название, что речка — заболотилась по самые уши.
На мостике притаился припозднившийся Ночной Ловелас. Сунулся было ко мне. Лениво замахиваюсь сумкой. Не на ту напал, милый-дорогой. Отскакивает к перилам. Ишь ты. Помнит мой тяжелый рюкзак.
— Неплохо бы и домой. Утро на дворе. Кыш, кыш!!
А если серьезно — чудище ещё то. Охотится на людей. Чаще — на женщин. Мужчинами тоже не брезгует, если те совсем пьяные.
Допустим, идет через мост запоздавшая дамочка. А к ней подходит человек одинокий, в шляпе, да в курточке. Лица в темноте не разглядеть. Руки — как клешни. То есть натуральные клешни.
«Это он в перчатках кожаных» — думает дамочка.
Незнакомец-то обходительный — берет под ручку, подводит к перильцам. Мол, глядите, какая красота: луна, кувшинки, лягушки-крокозябры. Ночной Ловелас, ясно дело, времени не теряет. К руке приклеивается так, что не отодрать. Сердцеедка наша уже и на ногах не держится. В клешнях-то отрава. Незнакомец — прыг в реку, в самый омут. Вместе с дамочкой. А там, на глубине спокойненько ужинает. И попадаются же такие дуры!
И ведь попадаются…
Каждый раз, когда смотрю на Стену — дух захватывает. Такая громадина! Сама высоченная, полированная. Наверху антенны всякие торчат. Её еще давным-давно вокруг нашего города выстроили. Если б не Стена, мы б все давно копыта откинули. Приезжим-то хорошо, они в масках ходят дыхательных (надевала как-то одну — гадость; лицо потеет и чешется жутко). А нам как? Там ведь, за Стеной, совсем нечем дышать.