— Спасибо за добрую весть.
— Ты в блиндаже сидишь, — сказал Мартынов, — и орден у тебя уже в кармане. А мне твою работу делать. Справедливо?
— Нет, — Шмелев вдруг не выдержал. — Несправедливо. Ты пришел сюда на готовенькое, а потом сделаешь свое дело и опять уйдешь на тот берег. А нам дорогу держать, пока здесь хоть один человек останется.
— Кто тебе сказал? — Мартынов быстро посмотрел на Джабарова. — Разве я тебе что-нибудь говорил?
— Нет. Я сам все знаю.
— С самого начала знал?
— Нет. На льду, ночью, перед последней атакой узнал. И тогда понял, что нам отсюда не уйти — надо брать.
— Ох и силен, — сказал Мартынов, ставя стакан. — Где раздобыл?
— Французский коньяк «Камю», — сказал Джабаров, — наш капитан немецкого не любит.
— Не знаю только — когда и где? — сказал Шмелев.
Мартынов снова посмотрел на Джабарова.
— При нем можно. Говори, — сказал Шмелев.
— А я и сам не знаю. — Мартынов опрокинул стакан в рот и принялся хватать куски мяса со сковороды. — Знал, да забыл. Я к немцу в зубы иду. И память потерял: когда, где, сколько дивизий — ничего не помню. Хоть убей — не помню. Всю память отшибло.
— Тогда я скажу. Завтра утром. На севере. Там будет главный удар. А наша задача — отвлекать силы...
Мартынов усмехнулся:
— Недаром тебе «Александра Невского» дали. Полководцем сразу заделался. А мне теперь твои грехи замаливать. — Мартынов посмотрел на часы. — Десять. Мои ребята ждут.
Мартынов встал, поправляя ремень на поясе, взял с кровати автомат. Он был свежий, чисто вы бритый, подтянутый — полный сил и весь готовый к тому делу, на которое шел. Он уже не шутил, глаза стали узкими, злыми.
— Желаю оставаться, — сказал он, пристально глядя на Шмелева.
— Желаю и тебе.
Мартынов шагнул к двери и толкнул ее ногой.
Мелькнула черная, непроглядная темь. Дверь глухо захлопнулась. Лампочка над столом качнулась, тени забегали по стенам. Вот так, один за другим, нескончаемой чередой уходят живые. И надо только заглянуть в последний раз в их отрешенные глаза, чтобы увидеть там то, куда они ушли. Они уходят и уносят с собой свои мечты и печали, ожидание и верность, гордость и страх — все, что было с ними, пока они не ушли. А потом дверь захлопывается. Ушла лодка, упал снаряд, просвистела пуля — и дверь захлопнулась. Те, что вышли в эту дверь, не возвращаются назад — дверь захлопнулась плотно и навсегда. Человек ушел.
Шмелев подошел к двери. Кто-то сильно рванул дверь из рук. На пороге стоял Обушенко за ним Стайкин.
— Фу ты! Напугал, — лениво сказал Шмелев почесывая поясницу.
Джабаров достал из мешка новую бутылку, они выпили, стоя у стола. Шмелев подошел к кровати и сел.
— Как немец?
— Тихо. Ракеты бросает. А снаряды экономит
— Тишина на войне — это непорядок, — сказал Шмелев. — Надо усилить берег. Перебрось ту да еще один взвод. К Бойцовскому. На правый фланг.
— Ложись, не волнуйся. Мне все равно наградные писать. А ты спи.
— Дай магазин.
Джабаров подал магазин, и Шмелев стал набивать его патронами. Он вставил магазин в автомат перевел затвор на предохранитель и повесил его в изголовье. Потом вытащил из-под кровати ящик с гранатами, положил несколько гранат на табурет встал. Подошел к печке, взял портянки, валенки, сел на кровать, намотал портянки, надел валенки снова встал, потопал ногами, проверяя, хорошо ли легли портянки, застегнул телогрейку, затянул по туже пояс, поправил пистолет на поясе, положил рядом с гранатами шапку, каску, лег на кровать.
— Хорошо, — сказал он и закрыл глаза.
Джабаров и Стайкин смотрели, как Шмелев укладывается спать. Обушенко сел за стол, разложил бумаги.
Джабаров и Стайкин зарядили автоматы, приготовили гранаты, повесили автоматы па грудь и тоже легли на полу у дверей, ногами к печке.
Старший лейтенант Обушенко сидел за столом. Он писал наградные листы, глаза слипались, и строчки расползались в стороны.
Измученные контратаками, оглушенные бомбежками, солдаты спали в блиндажах. А тишина нал берегом стояла глухая, настороженная, такая тишина, какая бывает перед взрывом. Если бы Шмелев или Обушенко услышали эту тишину, они тотчас почуяли бы недоброе, но бодрствовали только часовые на постах и связисты у телефонов, и они радовались, что кругом тихо и спокойно.
Капитан Мартынов и его подрывники прошли через боевые порядки, попрощались с Яшкиным и направились по замерзшему руслу Псижи к железнодорожному мосту, который они должны были взорвать.
Капитан Шмелев крепко спал. Рука лежала на пистолете.
глава VII
Лейтенант Войновский давно проснулся и лежал на нарах, не двигаясь, слушая, что происходит в блиндаже. Голова трещала, во рту пересохло, но он боялся пошевелиться и тем более попросить воды. «Как стыдно, — думал он, — боже мой, как стыдно! На столе лампа, и кругом тихо. Наверное, сейчас ночь, а ведь тогда было утро, мы только что пришли на берег. Я напился в разгар боевых действий, как это стыдно». Он вспомнил склад, капитана Шмелева и как он говорил: «от чистого сердца». Вдруг он вспомнил, что получил пять суток ареста. «Наверно, я под арестом, — подумал он, — и часовые охраняют меня, как это ужасно».