— Никак в рукопашную команда была? — спросил солдат.
— Нет еще, — весело ответил Шмелев. — Сиди пока.
— Уходит, уходит, — закричал маленький сержант, ловко разворачивая ствол ручного пулемета.
Второй танк в поле остановился, попятился и пополз в сторону, обходя взорванный танк. Два других на шоссе продолжали идти. Первый уже подходил к Стайкину.
— Постой, постой. — Шмелев положил руку на плечо маленького сержанта, тот испуганно пригнулся. — Зачем в поле бегал?
— Пять штук поставил, товарищ капитан. Фрицевские, круглые такие, как караваи, знаете? Действуют справно. А второй заметил вот...
Первый танк на шоссе прошел мимо танка, в котором сидел Стайкин, один танк на секунду закрыл другой. Что же ты медлишь, Стайкин? Что же ты медлишь? Пора...
— Стайкин, — позвал Шмелев, не оборачиваясь.
Севастьянов нажал кнопку зуммера.
— Севастьянов, это ты? Живой? — торопливо говорил Стайкин. — Дай трубочку капитану — сказать два слова.
— Товарищ капитан. Стайкин хочет сказать вам два слова.
— Чего он там придумал? — Шмелев не отрываясь следил за танком, который шел по полю в ту сторону, где находился Комягин и его солдаты. — Отсекай, отсекай, — говорил он маленькому сержанту, стоявшему за пулеметом.
— Севастьянов, друг, — захлебываясь, кричал Стайкин, потому что у него тоже не было времени, — передай капитану, что Стайкин не умирает!
Шмелев обернулся, увидел, как Стайкин пропустил немецкий танк и в упор, первым же снарядом начисто снес его башню. Немецкая пехота шарахнулась в сторону, а нижний пулемет, где сидел Проскуров, забил по немцам.
— Товарищ капитан, Стайкин просил передать вам... — Севастьянов не успел кончить: голова поникла, прижалась к стенке окопа. Шмелев схватил Севастьянова за плечи, принялся трясти.
— Что он сказал? Что он просил передать? Говори! Быстро!
Голова Севастьянова качалась, как резиновая, глаза были закрыты, а по виску расползалось темное пятно.
Шмелев услышал частые выстрелы. Второй танк на шоссе с ходу выстрелил по Стайкину и промахнулся. Стайкин стремительно развернул башню, выпустил снаряд — и тоже промахнулся. Они расстреливали друг друга почтя в упор; первым загорелся Стайкин, а потом — немец. Плотный дым окутал оба танка, немецкая пехота бросилась вперед. Тогда в открывшемся люке выросла фигура с раскинутыми руками, и гранаты полетали в немцев. Внутри танка звонко ухнуло, огонь ослепительно взвился к небу, и фигура человека растворилась в нем.
Севастьянов сидел на дне окопа, спокойно положив голову на грудь, и никто теперь не узнает последних слов, которые сказал Стайкин; может, его были самые главные слова?
— Товарищ капитан, товарищ капитан, — маленький сержант показывал рукой в поле, дергал Шмелева за халат.
Прямо на них полз танк, тот самый, последний, который пошел было на правый фланг, а потом, увидев поединок на шоссе, повернул обратно. Немцы поняли, что у русских нет больше пушек, и танк неторопливо и спокойно двигался вдоль окопов, расстреливая их ив пулемета.
— Ты что задумал, сержант?
— Товарищ капитан, сержант Кудрявчиков я, из саперного взвода. Запомните, товарищ капитан, Кудрявчиков фамилия моя. Кудрявчиков Василий из города Канска. Так и передайте всем людям, что я Кудрявчиков Василий. Вася. — Сержант шмыгнул носом, посмотрел просительно и сказал еще: — Прощай, Вася! Прощайте, товарищ капитан! Помните меня. — Он неловко перевалился через бруствер и пополз навстречу танку, прижимая гранату к бедру и быстро загребая снег свободной рукой.
Пулеметная очередь прорезала воздух. Кудрявчиков вздрогнул, замер на снегу с выброшенной вперед рукой.
Сержант Кудрявчиков из саперного взвода. Василий Кудрявчиков из города Канска. Никто не учил его умирать, а он пошел и умер. И если б можно было умереть и раз, и два, и пять, он снова пошел бы и снова умер — и с каждым разом он умирал бы все лучше, все красивее. А теперь он лежит на снегу — одинокий, неловкий, и умереть должен другой, потому что танк идет. Прощай, Кудрявчиков Василий, я расскажу...
Танк осторожно объехал тело Кудрявчикова, а потом двинулся на окопы и принялся утюжить их и мять. Шмелев сильно бросил гранату, но она разорвалась, не долетев. Танк остановился, пустил длинную очередь. Шмелев присел, пропуская пули, а когда оторвался от земли, танк шел уже по саду, расчищая дорогу снарядами.
Шмелев схватил последнюю гранату, бросился в сад. Он догнал танк за третьим или четверти плетнем, замахнулся всем телом, упал в снег. Он видел, как граната летит, перевертываясь, понял, что опять промахнулся. Танк сердито взревел, разворачиваясь и нащупывая его стволом пулемета. Шмелев лежал за старой яблоней и слушал, как пули идут по снегу справа налево и ищут его, — тогда никто не узнает о том, что сказал перед смертью живые. Но ведь невозможно, чтобы люди не узнали об этом. Ведь слово мертвых священно, а помнить дано лишь живым.