И да, его опытный взгляд ловеласа сразу уловил влечение Себастьяна к мисс Кэтрин Мейсон.
— На мой взгляд, они смотрятся чудесно. — Эшбрук сидел через два ряда от Кейт и Сигрейва и не сводил с них глаз. — Осторожно, Мабери.
— Что значит — осторожно?
— Со стороны может показаться, что ты ведешь себя как ревнивый любовник, так, по крайней мере, ты смотришь на Сигрейва.
— И как я на него смотрю?
— Будто хочешь задушить. А потом вытащить на улицу и пристрелить. А затем содрать кожу…
— Концерт начинается, — перебил Мабери, надеясь остановить словоблудия маркиза.
Сосредоточиться на музыке не получалось, поскольку он мог думать лишь о сидящей впереди парочке, чьи головы часто склонялись друг к другу. Видно было, что они перешептываются, как шаловливые дети.
— Бог мой, она прекрасна, как персик. И уже созрела, чтобы упасть с ветки прямо в крепкие мужские руки. Знаешь, она точно произнесла «терраса», — протянул Эшбрук.
— Что, прости?
Маркиз коснулся своего рта.
— Я немного умею читать по губам. — Он лениво улыбнулся. — Кажется, наша парочка планирует свидание при луне.
Да, во всем виноват этот чертов Эшбрук. Если бы не он, Мабери продолжил бы спокойно жить, не подозревая, что мисс Мейсон и Сигрейв находятся где-то в объятиях друг друга.
Нет же, маркиз не мог удержаться и поддеть его, из-за него он оказался в таком положении — на террасе в свете луны рядом с женщиной, от которой должен держаться подальше.
«У тебя был шанс уйти, вернуться к гостям».
Да, он мог удержаться от ошибочного шага, но вместо этого сделал то, чего хотел больше. И теперь будет расплачиваться.
Себастьян перевел дыхание и отпустил мягкое, податливое тело.
— Простите меня, — пробормотал он. — Я забылся. Разумеется, произошедшее останется тайной.
Мабери развернулся на каблуках и почти бегом направился к дверям, мечтая скорее обуздать страсть.
Как никогда ранее он понимал Орфея, который обернулся и посмотрел на Эвридику.
После прохлады террасы воздух в зале показался совсем непереносимым из-за запаха пота, приторных и резких духов. Музыканты вернулись на свои места и приступили к настройке. Себастьян прошел в зал с закусками, взял с подноса в руках лакея у двери бокал и залпом осушил его.
Что, черт возьми, заставило его поцеловать мисс Мейсон? Одно дело — испытывать влечение к женщине и совсем другое — позволить ему руководить своими действиями.
«Я ведь и раньше испытывал страсть к женщинам…»
Короткая связь — не обязательно с одной женщиной — надолго избавляла от желания. Но этот поцелуй тронул струны, которые не должен был. Ее неопытность очевидна, но будь он проклят, если позволит себе мечтать о большем. О том, чтобы сделать ее своей.
Проклятие!
— Себастьян?
Ровный тон матери охладил чувства, избавил от внутренней растерянности.
— Мама. — Он повернулся и поставил пустой бокал на поднос. — Как ваше настроение сегодня вечером? Вам нравится музыка?
— Да, я и забыла, как она прекрасно поднимает настроение. — Она с прищуром посмотрела в даль за его спиной. — Как твой друг маркиз? Эштон, верно? — Эшбрук. Да, я…
— Прошу простить, ваша светлость, — произнес появившийся будто из-под земли Имс.
— В чем дело? — спросила герцогиня.
— Боюсь, это мистер Олтон.
— Олтон?
Садовник? Какого черта ему надо в это время?!
— В чем дело? Он заболел?
— Он просил передать важное для вас сообщение. Сказал, что в оранжерее возникла проблема. Кажется… — Белые брови сошлись на переносице. — Механизм нагрева помещения вышел из строя. Он послал в Лондон за мастером.
— О боже. — На лице герцогини появилась тревога. — Я должна пойти и выяснить, что происходит.
Себастьян положил руку ей на плечо.
— Мама, вам не надо идти.
— Но я…
— Вы ничего не сможете сделать. Не больше того, что уже сделал Олтон.
— Но цветы. И саженцы…
— Пока им ничего не грозит. — Насколько он помнил, представитель компании, устанавливавшей механизм несколько лет назад, сказал, что даже в случае поломки температура будет сохраняться еще день или два, если двери открывать не часто. — Они в надежных руках мистера Олтона. А утром приедет мастер и все починит.