Форестер не ответил. Он не понимал, что это такое было, но не собирался говорить что-либо, пока не разобрался в ситуации.
— Знаешь, — продолжил шериф, — Я всегда знал, что ты в итоге окажешься плохим человек. Выйдя из такой женщины как твоя мать, и твоего отца, сукина сына, у тебя действительно не было шанса стать настоящим человеком.
Во рту Форестер ощущал металлический привкус крови, он сплюнул.
— Животное. Вот каким ты стал. Меня ни капли это не удивляет, Форестер Сноу.
— Рад слышать, что не подвел вас, — сказал Форестер.
Шериф рассмеялся.
— Знаешь, я знал твоего отца в прежние времена. Он всегда был сукиным сыном.
— Вам не следует говорить мне это.
— Я тоже знал твою маму.
Форестер посмотрел на него. Он не возражал, чтобы кто-то ругал его отца, но мать — другое дело. Он ждал, что же шериф собирался сказать.
— Не волнуйся, — продолжил шериф. — Не собираюсь говорить какие-либо гадости, хотя и должен.
— Я был бы признателен, если бы вы этого не делали, — заметил Форестер сухо.
У него болела голова. Грис и мальчишки действительно получили возможность взять над ним реванш.
— Я хорошо ее знал, — произнес шериф. — Она была хорошей женщиной. Могла быть для кого-то хорошей женой. Я сам просил ее об этом.
— Вы делали предложение моей матери?
— Сделал, но слишком поздно. Твой отец уже запустил свои когти в нее. После этого у нее не было шанса. В те времена все было совсем по-другому для женщин. Это был позор. Он убил ее. Я хочу сказать, мы ничего не смогли предъявить ему. В глазах закона ее убило рождение ребенка, но я знал, что он мог хоть что-то предпринять, чтобы помочь ей. Он мог бы вызвать врача, мог бы лучше к ней относится, когда она была беременна тобой.
— Мой отец всегда говорил, что это я убил ее, — сказал Форестер.
Шериф долго и упорно смотрел на него.
— Может быть, и так. Вероятно, вы оба сделали это: твой отец и ты.
Форестер снова сплюнул.
— Возможно, — сказал он.
— По своему опыту могу сказать, что яблоко от яблони недалеко падает. Все то зло, которое было заключено в твоем отце, я уверен, вся эта гнильца есть и внутри тебя.
— А может, то хорошее, что было в моей матери, передалось мне? — спросил Форестер.
Шериф улыбнулся.
— Может быть, — сказал он. — Я думаю, мы подождем и посмотрим.
Шериф встал. Форестер коснулся ребра и дернулся от боли.
— Мне кажется, нужно обратиться ко врачу, — произнес Форестер.
— С тобой все будет в порядке. Несколько дней в каталажке ничего не изменят.
Форестер пожал плечами. Он переживал вещи и похуже, чем несколько ночей в тюрьме. Он не думал, что в таком городе, как Стоун-Пик, его могут продержать без причины слишком долго. Эль будет искать его. В отеле сообщат об этом, если он не появится. Плюс ко всему, у него всегда были братья, которые страховали его. Они не сразу бы заметили его исчезновение, но в течение нескольких дней Лейси и Фэйт обязательно обратят на это внимание, если не услышат от него вестей.
— Мне нужно сделать телефонный звонок, — заявил Форестер.
— Этого не произойдет, сынок.
— Что? У меня есть права.
— Нет, если ты в бессознательном состоянии, то не можешь.
— Но я в сознании.
— Уверен, что ты в бессознательном состоянии.
— Что? Пожалуйста. Мне просто нужно сделать один звонок. Это не законно. Мне нужно позвонить девушке. Я должен дать ей знать, где нахожусь. Она будет искать меня.
— Ты должен был думать об этом прежде, чем смущать моего сына и его друзей.
— Вы не можете это сделать, — сказал Форестер, пытаясь подняться на ноги. Он не мог встать. Боль пронзила его ребра слишком сильно. — Просто скажите ей, где я, шериф. Это важно.
Шериф пожал плечами.
— Она подумает, что ты сбежал из города, сынок. Мы взяли на себя труд и выписали тебя из отеля, изъяли твой автомобиль. Все будет выглядеть так, словно тебя здесь никогда и не было. К тому времени, как ты выйдешь, она уже будет двигаться дальше.
— Вы не можете поступить так, — завопил он, но шериф уже вышел. Форестер закричал ему вслед, но это ничего не дало.
«Твою мать, — подумал он. — Как долго Эль будет ждать, прежде чем подумает, что я сбежал от нее?»
Эта мысль была ему невыносима. Он знал, что она была чувствительной натурой и ощутила бы себя брошенной.
Форестер знал, что она была настороже. Он был единственным, кто сказал ей, чтобы она доверилась ему.
А сейчас бросил ее. Единственное, что он обещал никогда не делать. А после этого попросил родить ему ребенка.