— Все это так неправильно. — Она огляделась, будто все вокруг знали, как это неправильно. — Все неправильно.
— Да нет же, все хорошо. — Так широко улыбнулся, стараясь заставить свои синие глаза лучиться при свечах, но забыв, где именно располагаются мышцы лучистости. — Мы хорошо поужинаем, немного ближе познакомимся.
Лена перегнулась через стол и сипло прошептала:
— Там человек мертвый. Человек, за которым я была замужем.
— Ш-ш-ш, — шикнул Так, нежно прижав указательный палец к ее губам. Ему хотелось, чтобы голос звучал успокаивающе и в то же время — по-европейски. — Теперь не время говорить об этом, милая моя.
Она схватила его палец и отогнула назад.
— Я не знаю, что делать.
Откинувшись на спинку, Такер извернулся на стуле, чтобы угол, под которым теперь указывал его палец, оказался хоть чуточку не таким неестественным.
— Аперитив? — предложил он. — Салат?
Лена отпустила его палец и закрыла лицо руками:
— Я не могу так.
— Как? Это же просто ужин, — ответил Такер. — Никто не давит.
В свиданиях он был не сильно искушен — то есть не очень на них ходил. Нет, он знавал и соблазнял множество женщин, но никогда — в результате череды вечеров с едой и беседами; обычно к тому же итогу приводили одноразовая выпивка и всякие сальности в баре при аэропортовом отеле. Такер понимал, что время взрослеть — то есть сначала надо с женщиной познакомиться, а потом уже переспать. Ему это предложила терапевт — сразу перед тем, как перестала его лечить после того, как он за нею приударил. Взрослеть оказалось нелегко. По его опыту, с женщинами все удавалось намного проще, пока они не узнавали его получше, пока еще могли как-то проецировать на него свои надежды и чаянья.
— Мы только что похоронили моего бывшего мужа, — сказала Лена.
— Ну да, ну да, а еще мы развезли беднякам новогодние елки. Давай-ка чуточку посмотрим в будущее, а? Многие своих супругов хоронят.
— Но не лично. Той же лопатой, которой их убили.
— Может, стоит чуть потише? — Так оглядел посетителей за соседними столиками, но все наверняка обсуждали только что промчавшуюся мимо елку. — Давай поговорим о чем-нибудь другом? Интересы? Хобби? Кино?
Лена тряхнула головой, будто не вполне расслышала его, а потом вытаращилась, точно хотела сказать: Ты не спятил, часом?
— Ну например, — гнул свое он. — Вчера вечером я взял в прокате очень странный фильм. Ты знала, что «Малютки в Стране игрушек»[2] — это рождественское кино?
— Конечно, а ты как думал?
— Ну, я думал, это… теперь твоя очередь. Какое у тебя любимое кино?
Лена склонилась поближе к Таку и всмотрелась ему в глаза — не шутит ли? Тот похлопал ресницами, старательно изображая невинность.
— Ты кто? — спросила Лена.
— Я же тебе сказал.
— Но что с тобой? Ты не должен быть таким… таким спокойным, когда я вся на нервах. Ты это раньше делал?
— Конечно. Шутишь, да? Я же летчик, я ужинал в ресторанах по всему миру.
— Да не ужин, идиот! Я знаю, что ты уже ужинал! Ты что, недоразвитый?
— О’кей, вот теперь на нас смотрят все. Нельзя говорить «недоразвитый» в людных местах — люди обижаются, потому что многие и впрямь недоразвитые. Нужно говорить «эволюционно нетрудоспособный».
Лена встала и швырнула салфетку на стол.
— Такер, спасибо, что помог, но я так не могу. Я пойду и все расскажу полиции.
Она повернулась и вихрем понеслась через весь ресторан к выходу.
— Мы вернемся, — окликнул официантку Такер и покивал соседним столикам. — Извините. Она несколько взбудоражена. Она не хотела говорить «недоразвитый». — И он бросился следом за Леной, на ходу схватив свою летную куртку со спинки стула.
Он догнал Лену, когда та уже сворачивала за угол на стоянку. Поймал ее за плечо и развернул к себе, прежде удостоверившись, что, завершив разворот, она первым делом увидит его улыбку. Рождественские мигалки плясали красным и зеленым в ее черных волосах, поэтому злобная гримаса, нацеленная на него, казалась праздничной.
— Оставь меня в покое, Такер. Я иду в полицию. И объясню, что все это — несчастный случай.
— Нет. Я тебе не позволю. Ты не сможешь.
— Это еще почему?
— Потому что я твое алиби.
— Если я сдамся, мне не потребуется алиби.
— Я знаю.
— И?
— Мне хочется провести Рождество с тобой.
Лена смягчилась, глаза ее распахнулись, а в одном даже взбухла слеза.
— Правда?
— Правда.
Такеру было, мягко скажем, слегка неловко от собственной честности — он вытянулся так, словно его только что облили горячим кофе и он теперь старался, чтобы мокрый перед штанов не касался тела.