Это была единственная женщина в комнате. До этой минуты Страуд не замечал ее. Он вообще никого не замечал (через несколько дней он сможет все до мельчайших подробностей вспомнить и пересказать себе). Женщина была высокая, с длинными волосами, в черном и узком вечернем туалете — тот стандарт красоты, который Страуд свято хранил в своей памяти. Женщина стояла подбоченившись. Легкими шагами, не глядя кругом, не обращая ни на кого внимания, она подошла к граммофону, поставила пластинку со старым танго и пригласила Страуда танцевать. Приглашение было очень неожиданным и очень желанным. Страуд напряг память, собрал все силы и отчего-то призвал на помощь сложную математическую формулу.
— Вы произвели на нас довольно-таки скверное впечатление, — сказала женщина. — Вы в самом деле странный человек или попросту скандалист? .
— Но я очень хотел произвести хорошее впечатление,— огорчился Страуд.
— Или вы мните себя настолько гениальным, что простые смертные вас уже не интересуют?..
— Напротив, мне здесь очень понравилось, я всех бесконечно полюбил, — искренне сказал Страуд. — Это самый лучший день в моей жизни. Я никогда, никогда не забуду его... — Потом неожиданно спросил: — Как вас звать?
— Гера.
— Гера, вы какими духами пользуетесь?
— Мне кажется, когда впервые обращаются к женщине по имени, следует спросить о чем-либо более существенном.
— Я влюбился в вас, Гера.
— Ого, — засмеялась женщина,—так вот, сразу?
— У меня нет времени, — сухо сказал Страуд. — Мое время дорого.
— Не пытайтесь быть еще более отталкивающим, — оскорбилась женщина. — Вам это уже удалось сполна.
— Будь на вашем месте другая женщина, я бы влюбился в нее. Лишь бы от нее пахло теми же духами.
— Знаете, ваш дорогой костюм не соответствует вашему характеру. Эта мелочь выдает вас.
— Гера, в этом доме так много комнат, нам, наверное, надо уединиться. Хотя мне не хочется. Не обращайте внимания на моего надзирателя.
— Ну, Страуд, я уже не знаю, смеяться мне или сердиться.
— Я спешу, — лихорадочно проговорил Страуд. — У меня считанные минуты.
— Мне кажется, вы просто нашли удобную форму существования.
— Гера... а эти люди, что собрались здесь... смогли бы они танцевать на телефонных будках?.. — спросил вдруг Страуд, целиком захваченный своей фантазией. — Только не говорите, что это слишком маленькое пространство...
— Страуд... знаете, вы даже скучны... честное слово...
— Я бы все отдал, чтобы еще раз увидеть вас.
— А хоть завтра, — невольно, а может быть, из чувства противоречия сказала женщина.
— Не могу. Это выше моих сил.
— А я хочу, — сказала женщина. — Завтра в восемь вечера. Я буду ждать вас в порту на набережной.
— Я не приду... но прошу вас... вы будьте там в восемь... — взволнованно сказал Страуд и почувствовал, что задыхается от счастья, на секунду даже счастье показалось ему чем-то близким к тошноте. — Я с нетерпением буду считать часы... и вы побудьте там, подождите меня десять минут, только десять... Очень вас прошу... — И вдруг он на половине оставил танец. Внимание его что-то привлекло — он заметил чучело орла, висевшее на стене. — Не продадите ли мне это чучело? — обратился он к председателю. — Оно мне очень нравится.
— Я могу подарить вам его, — опешил председатель.
— Ни в коем случае, — категорически отказался Страуд. — Устроим честный обмен. — Он пошарил в карманах. Ничего там не обнаружил и впал в глубокую задумчивость, потом встрепенулся. — Я дам вам мои часы, чистое золото.
— Они стоят гораздо дороже, — занервничал надзиратель.
— Ничего, посчитаем, и они вернут нам разницу деньгами.
— Но я подарю, зачем же...
— Нет, нет, дарить не надо, — разгорячился Страуд. — Я еще что-нибудь подберу, разумеется, с вашего согласия.
— Не теряйся, — восторженно зашептала Гера председателю. — Если станешь торговаться, я соглашусь выйти за тебя замуж.
— Не понимаю, что за позор такой, — проворчал председатель и так несвоевременно, так не к месту сообразил, что эта женщина никогда его не любила.
— Но он в самом деле большой ученый, — уколола его женщина.
— Большой? Великий! Он один больше, чем все мы, вместе взятые. — И председатель обратился к Страуду, который внимательно изучал чучело: — Я должен просить, чтобы вы подписали свои книги, это будет дорогая память для нас.
— Пожалуйста, — мягко сказал Страуд и старательно подписал все книги. Вдруг в нем возникла острая потребность пообщаться с этими людьми. — У вас не бывает такого чувства?.. Когда читаешь рукопись, написанную на бумаге твоим почерком, все кажется гладким и убедительным, а когда видишь свой текст, отпечатанный на машинке, начинаешь сомневаться... А уж когда выходит книга, все ошибки и недостатки разом встают перед тобой. Такие иногда встречаешь ляпсусы, что диву даешься, как это не заметил сразу. И кажется, книга уже не твоя, какое-то отчуждение возникает. Я считаю, это очень честное чувство. Потому что только после этого можно переходить к следующей книге.