— Что случилось, надзиратель? — смешался Страуд. — Почему ты такой радостный?
— Радостный? Напротив. Ведь мы были достойными противниками.
— Говори же, что произошло. — Страуд схватил надзирателя за ворот и прижал его к стене. Радость была настолько неестественна в этой камере, что ничего хорошего не могла предвещать.
— Тебя переводят в другую тюрьму.
Конвойные подошли к Страуду и схватили его за руки.
— Надзиратель, что им надо от меня? — в ужасе закричал Страуд. — Скажи, пусть не трогают меня... Я их не знаю... Лучше ты сам! Пусть не они избивают, ты!..
— Какая разница, Страуд, кто бьет?
— Не могу, когда мучают незнакомые люди.
— Минутку, минутку, — опешил надзиратель. — Но ведь я тебя никогда не избивал, Страуд. У меня даже в мыслях этого не было. Знаешь, почему я избиваю заключенных? Потому что они об этом думают, они ждут этого. — Он всегда видел это, чувствовал, безошибочно угадывал. Наконец-то и этот сломался. Спустя тридцать лет. — Согласись, ты потерпел поражение, Страуд. Сдавайся. Отныне, с этой минуты, я тебя больше не боюсь. Что греха таить, я всегда тебя боялся. И знаешь почему? Потому что читал твои книги и ничего не понимал. Тебе повезло, что ты ускользаешь от меня именно теперь. — И он самодовольно и немного рассерженно приказал конвойным: — Начинайте.
Конвойные набросились на Страуда и нещадно избили его, потому что он сопротивлялся и не подпускал их. Он не знал, чему он так яростно противится, и от этого еще больше выбивался из сил. Чего они хотели от него — ни надзиратель не сказал, ни конвойные. Ведь если бы сказали, он готов был понять их... Хоть слово бы сказали, хоть полслова... Да что с них требовать, ведь и он сам вначале не говорил, не умел сказать нужных слов, он и Гее не сказал их вовремя, и тем самым погубил себя. Один из конвойных схватил его за голову, пригнул к земле, другой стал стягивать с него полосатую куртку. Наконец Страуд понял, что им нужно. Они хотели переодеть его — в униформу новой тюрьмы. С огромным усилием он стряхнул с себя двух громил. И сам снял полосатые брюки. Но он вконец растерялся и озверел, когда конвойные подняли с земли ту же одежду и, как новую, стали напяливать на него. На этот раз Страуд сопротивлялся еще яростнее. Переодев Страуда в его же одежду и посчитав дело сделанным, конвойные вышли из камеры.
Страуд, обессиленный, сел на постель, поднес платок к расквашенному носу и машинально стал ощупывать лицо.
— Почему ты меня переводишь? — еще не придя в себя, хриплым голосом спросил Страуд.
— Не я перевожу. Король приказал.
— Король? — Страуд вздрогнул и вскочил с места. — Если это он, я никуда не пойду!
— Это не от тебя зависит. Но все-таки интересно — значит, если бы я приказал, ты перешел бы?..
— Потому что от тебя тоже разит тюрьмой. Понять тебя мне не составляет труда. Мы с тобой ненавидим друг друга. Тут все ясно. Но он... Я и он... — Страуд беспомощно развел руками. — Мы не можем быть противниками... это абсурд... Что между нами общего... За эти тридцать лет я ни разу не вспомнил о нем...
— Тем более, не охаивай своего короля.
— Но я не вижу смысла... Это-то меня и настораживает. Какова его цель, надзиратель?.. Он хочет отнять у меня моих птиц?..
— Угадал, Страуд. В новой тюрьме тебе не позволят держать птиц.
— Но почему, почему? — Страуд должен был понять причину, во что бы то ни стало понять. — Это не может быть бессмысленной подлостью. Бессмысленную подлость можешь совершить только ты.
— Ты считал меня ниже себя. Поди теперь с королем повоюй! — злорадно осклабился надзиратель и вдруг, перейдя на шепот, испуганно спросил: — А короля ты сможешь уложить на лопатки?
— Смогу, — уверенно ответил Страуд.
— Не ошибаешься, Страуд? — побледнел надзиратель.— Подумай хорошенько.
— Смогу. Если ты мне поможешь.
— Я? — съежился от ужаса надзиратель. — Да ты что, Страуд, опомнись. Не припутывай меня, нет!
— Помоги, надзиратель, не пожалеешь! Если я возьму верх над королем, будет и твоя победа. Твоя победа и твоя заветная тайна. Самое счастливое воспоминание в твоей жизни. — Страуд был воодушевлен. Он нашел ключ. Он знал, что слабость надзирателя — разводить философию. — Отныне ты никого не будешь бояться. Ты и меня перестанешь бояться. Ты станешь сильным человеком. Очень сильным. Ты победишь не только короля, но и меня. Потому что мне придется воспользоваться твоей помощью.
— И может быть, после этого я еще лучше стану служить королю, — неуверенно вставил надзиратель.
— Да, надзиратель. Ты еще больше станешь любить своего короля, — продолжал с жаром Страуд, — потому что будешь знать, что победил его. И никто ничего не узнает.