Глава восьмая
Король состарился. Состарился и Страуд. А игра между тем не была завершена. Они родились в один и тот же год. В один и тот же год была решена их участь. Один стал королем, другой — узником. Две эти противоположные судьбы скрестились, сплелись и были уже неразделимы. Король каждый год в день своего рождения требовал принести ему последнюю фотографию Страуда и прятал ее в своем письменном столе. Иногда он тайком вытаскивал эти фотографии и долго разглядывал их, внимательно сравнивая последнюю с предпоследней. И чем больше он старел, тем чаще он повторял эту процедуру. Говорят, в нагрудном кармане он хранил еще одну фотографию, чью — неизвестно, потому что ее никто не видел. Многозначительно шептались, что в большой приемной под фотографией отца спрятана еще какая-то фотография, чья — неизвестно. Никто не видел...
Но ведь своих фото король вроде бы не прятал...
Он думал так: когда-нибудь, рано или поздно, Страуд умрет. И его вопрос сам собою ликвидируется. Но он ужасно трусил, его пугала мысль о том, что Страуд переживет его и, значит, снова оставит в дураках. Во всяком случае, однажды в минуту откровения он мысленно признался себе, что, если ему удастся заставить Страуда умереть, он достигнет своей высшей цели и восстановит границы свободы и несвободы, восстановит авторитет закона и наказания, то есть снова укрепит те основы, без которых его страна не может существовать. И тогда он с легким сердцем запрется в какой-нибудь из дальних комнат дворца, опустит все занавески и вдали от людей, оставшись наедине с собой, вволю поплачет. О чем обязан будет тут же забыть.
— Ну? — мрачно спросил он первого министра.
— Началась вторая мировая война, ваше величество.
— Мы тоже участвуем? — испугался король.
— Нет. Англия, Франция, Россия...
— Германия небось начала? Так я и знал. И давно все это происходит?
— Уже год, ваше величество.
— Ничего. Пускай пока сами разбираются. Мы дальше всех от Германии. Пусть судьба будет справедлива к нам хоть немножко. А королю Германии в знак уважения отправь мое фото с автографом. Еще? — И как итог своих печальных размышлений он захотел в лице первого министра увидеть то человеческое качество, к которому сам не имел права стремиться. — Ну ладно, не надо. Ты с этой минуты больше не первый министр. Я решил сменить тебе должность.