— Я прощаю ее.
— Я требую запретить им переписываться.
— Ваш сын действительно великий ученый, мадам. Гордитесь им. Я до земли склоняюсь перед его гением. — Король не знал, презирать ему эту старуху или же остерегаться ее. — Я ежедневно получаю сотни прошений со всех концов земли. Все в один голос требуют освободить Страуда. Вы представляете, в какое положение поставил своего короля ваш сын? Тем не менее я восхищен его волей. А вы... в таком большом деле выдвигаете какие-то мелкие, житейские счеты... невестки и свекрови... Вы ведь даже не видели друг друга и никогда не будете жить вместе, под одной крышей... Мои симпатии целиком на стороне вашего сына... А ведь я первый враг вашего сына...
— Можно подумать, вы печетесь о нем больше, чем я,— посмела оборвать короля мать. — Я пришла к вам ради его же блага. Он не может быть счастлив с этой женщиной.
— Оставьте эту болезненную ревность, ради бога. Слышать этого даже не хочу. Идите и боритесь против меня. Знайте, что для короля нет никого опаснее, чем мать Страуда. Идите же, я все сказал, я открыл вам свою тайну.
Мать молча направилась к дверям.
— Может быть, вы заплачете? — спросил король. — Я требую, чтоб вы раскаялись.
Мать остановилась у дверей, но не обернулась. Лицо сухое, непроницаемое.
— Минутку! — вспомнил что-то король. — Вы моего шофера знаете?
— Вашего шофера?.. Почему это я должна его знать?..
Мать вышла из приемной и тотчас была окружена большой толпой журналистов. Защелкали фотоаппараты. Мать, казалось, даже стала позировать перед объективами. Во всяком случае, она машинально провела рукой по волосам. Со всех сторон посыпались вопросы.
— Мадам Страуд, мы слышали, начинается новое движение за освобождение вашего сына?
— Мне нечего вам сказать.
— Мадам Страуд, а правда ли, что на этот раз движение возглавляет его жена? Как вам кажется, сумеет она вырвать мужа из тюрьмы?
— Мой сын находится там, где ему следует быть, — холодно ответила мать. — Лично я не предприму ничего, чтобы освободить его.
— Надо ли это понимать так, что вы предпочитаете, чтобы ваш сын остался в тюрьме?
— Да, я считаю, что так для него будет лучше.
И, не оглядываясь, горделиво подняв голову, она пошла к выходу и скрылась с глаз.
— Смешала все планы! — отирая пот с лица, простонал король. — До чего несвоевременно явилась! Но как она пронюхала про мои планы ? Ведь я только своему шоферу рассказал...
— Но какая связь между вашим шофером и этой старухой? — позволил себе спросить министр откровенности.
— Ты не знаешь, не знаешь их! Эти так называемые простые люди — у них молчаливый союз друг с другом.
— А что вы задумали, ваше величество?
— То, что я задумал, настолько безошибочно, что я не чувствую надобности советоваться с тобой. Через несколько дней ты сам в этом убедишься.
Король так и не сумел выяснить (шофер, конечно, отпирался) — мать Страуда в самом деле узнала про его планы или же это была выходка самолюбивой и ревнивой старухи. Ему стало известно, что она покинула столицу, поселилась у своих дальних родственников и через несколько месяцев скончалась в возрасте девяноста лет; как бы то ни было, если ей был известен его план, она совершила гениальный шаг. Если же был неизвестен, все равно — ее появление перед журналистами усложнило дело короля. Как же он мог осудить совершившееся пятьдесят лет назад беззаконие, если сама мать узника была обратного мнения и публично заявила об этом.
— Все равно я одолею его, — не сдавался король.
— Безусловно, ваше величество. Вы большой злоумышленник, вы ни перед чем не остановитесь.
— У меня от твоих слов прямо мурашки по спине бегают. — И король с удовольствием, по-домашнему потянулся.
— Ваше решение, что он должен умереть своей естественной смертью, гениально по своей низости.
— Ничего другого не остается. Поскольку мы не смогли уничтожить его и не смогли освободить.
— А почему вы меня не наказываете, ваше величество? — вдруг прорвало министра откровенности. — Почему вы терпите мою откровенность? Что я вам, чучело, что ли? Я требую наказания! Я знаю, вы назначили меня министром откровенности, потому что больше всех презираете меня! Но вы об этом пожалеете!..
— Значит, достаточно тебе было сказать два-три откровенных слова — и ты уже почувствовал себя человеком? — удивился король, потом задумался и долго, очень долго молчал.
— Убийца! — разъяренно орал министр откровенности.— Коварный лгун! Я ненавижу тебя! Все тебя ненавидят!.. Низкая личность!.. Бесплодная тля!..