— Твой монолог — пощечина нам...
— Жалко только, что нам...
— Да, нам...
— Я глубоко сожалею, Страуд, что мы не можем даровать тебе свободу, — перешел наконец к самой сути король.— И знаешь, по чьей вине? По моей, — смущенно признался он. — Ведь я уже раз помиловал тебя. Суд приговорил тебя к смертной казни, а я заменил это пожизненным заключением. Хоть бы я тогда не делал этого. Понимаешь? У меня нет права вторично помиловать тебя.
— Почему же вы меня сюда вызвали, ваше величество? — упавшим голосом спросил Страуд.
— Я внимательно перелистал дело Страуда и убедился, что пятьдесят лет назад произошла серьезная ошибка, полвека назад имела место одна из величайших шуток в истории правосудия. Суд не имел права приговаривать Страуда к одиночному заключению.
— Но я просидел в одиночестве пятьдесят лет... — изумленно пробормотал Страуд. — Согласно решению суда...
— Понимаю, Страуд. Это жестокий факт. Прискорбный. И ты, конечно, считаешь, что если уже просидел пятьдесят лет в одиночке, то это законно.
И снова послышались восхищенные голоса трех министров :
— Но существует справедливость, Страуд!
— Она есть, Страуд!
— Существует правда, Страуд, и ее никуда не спрячешь!
— Я убил человека! — крикнул Страуд, тревога его возрастала еще и потому, что он не видел лиц собеседников.— Мне полагалось самое тяжкое наказание...
— Кого же мне наказать, Страуд, — жалобно сказал король.— Тот судья умер. Присяжных тоже нет в живых. Ну сам посуди, кого мне наказывать. Как мне расхлебать всю эту кашу...
— Но я не обращался к комиссии... — искаженный голос Страуда отозвался эхом. — Почему вы разбираете мой вопрос, кто вас просил трогать меня?!
— Ты не обращался к нам. Зато обращались другие, твои защитники. А знаешь, какая это ответственность для твоего короля? Как это угнетает?
— Я понес свое наказание... Я заслужил его... — потеряв самообладание, Страуд поворачивался то к королю, то к министрам, вернее, к их спинам. — Никто не имеет права лишать меня этого наказания задним числом... — И он обреченно закричал: — Все было правильно! Никакой ошибки не было!..
— Не смотри на нас, Страуд, не смотри* не смотри, — испуганно попросил король.
— Напротив, со мной еще мягко обошлись... — Страуд в панике перебегал от министра к министру и заглядывал им в лица. — Дали возможность заниматься наукой... — Он вынужден был обратить свое единственное счастье в обвинение: — Я вас спрашиваю... в конце концов это тюрьма или санаторий?...
— Повернись... не смотри на нас, Страуд... ради бога... это запрещается...
— Я совершил преступление!.. — Страуд вдруг обратил внимание на то, что зал слишком, чересчур велик и потолки немыслимо высокие. — Я считаю понесенное мною наказание справедливым... Это я должен считать, я, а не вы... мое мнение важно, не ваше...
— Не понимаю, почему ты так кипятишься? — настало время, чтобы взгляд короля выразил недоумение. — Ведь мы в твою пользу говорим. И если есть кто-то, кому не на руку юридическая эта ошибка, так это именно я.
— А почему вы вдруг вспомнили о ней, ваше величество? Зачем вам это понадобилось? Вы хотите отнять у меня то, чего я сам достиг... Мою свободу... Мою независимость... Понимаю... Хотите раздавить меня своим сообщением. Чтоб я не выдержал... Чтоб у меня от горя разорвалось сердце...
— Стыдно, Страуд, — укоризненно сказал король. — Разве королю трудно было убить тебя до сих пор? Если бы я захотел, тебя бы давным-давно не было в живых...
— Даже моя мать, даже она была против помилования, — у Страуда вдруг заблестели глаза. — Если даже мать заявляет, что место ее сына в тюрьме, чего же больше? Нет, нет, все было правильно, ваше величество... Наказание было правильное. Пятьдесят лет одиночества...
— Мы пересмотрим дело, — невозмутимо сказал король. — Тебя переведут в общую камеру. С опозданием в пятьдесят лет.
— Нет, ваше величество! — Страуд упал на колени. — Не делайте этого... ведь я убийца... Для кого же тогда предназначены одиночные камеры? — Глаза его вдруг снова заблестели, он вскочил с колен. — Если бы я не был в камере-одиночке, птицы бы не залетали ко мне, я бы не занимался наукой и не принес своей стране миллионные прибыли...
— И почему только я усложняю себе дело? — предпочел притвориться непонимающим король. — Если ты так настаиваешь, пусть будет по-твоему. — Он был совершенно сбит с толку, он ведь никак не предполагал, что Страуд разгадает смысл этой его затеи. А раз уж разгадал, значит, напрасны были все усилия, и весь этот разыгранный спектакль теряет смысл. Игра вновь оставалась незаконченной. Но король обязан был найти выход из создавшейся ситуации (если уж на большее его не хватило). — Какое имеет значение, для чего именно мы вспомнили эту ошибку, все равно ты уже знаешь истину. Несправедливый приговор остается несправедливым приговором независимо от того, когда и с какой целью тебе о нем сообщают.