— Да, я уже знаю истину... — вынужден был сдаться Страуд, и поражение его выразилось в том, что он медленно, еле волоча ноги, вернулся и встал на свое место в центре зала, спиной к комиссии, лицом к дверям...
— Я искуплю свою вину. В какой-то мере, конечно...— Король наконец перевел дух, он еле сдерживал свое ликование. Так неожиданно, так нечаянно победить! Но он взял себя в руки и с достоинством распорядился: — Отремонтировать камеру Страуда, стены покрасить в указанный узником цвет, поставить телевизор, провести телефон, пусть говорит с кем хочет, провести также горячую воду, кормить особыми блюдами, меню согласовывать с узником. Подавать к обеду вина. Украсить стены картинами. Оригиналами. Освободить соседние камеры, снести стены, оборудовать там большую лабораторию. По последнему слову техники.
— Не хочу горячую воду!..—завопил Страуд. — Не желаю...
— Знаешь что, — обиделся король, — если отбывать наказание — твое право, то мое — искупить свою вину. Раз уж на то пошло. Увести заключенного.
Вошли несколько конвойных, схватили Страуда за руки. Страуд вяло сопротивлялся. Конвойные протащили его до дверей и вытолкали из зала.
— Не хочу горячую воду... ваше величество... не хочу...
Наступила тишина. Король снял ботинки, остался в носках, вытянул ноги. Напряжение многих лет отпустило его. Он вдруг почувствовал потребность испытать самые элементарные удовольствия, простые радости, которых он был лишен от рождения: ему захотелось поваляться на траве, громко, не прикрывая рта, чихнуть, пойти в кино, вернуться на трамвае домой, после обеда поковырять спичкой в зубах, подраться на улице с прохожим, в праздничный день смешаться с толпой на площади, встать на цыпочки и вытянуть шею... чтобы увидеть короля. «Завтра в этом зале устроим большой банкет в честь сегодняшней победы и дальнейшего бездействия». До короля вдруг дошло, что у него больше нет никаких дел. А может быть, Страуд тоже, сам того не ведая, отомстил ему? Может, и его теперь ждет та же гибель, что и Страуда, тот же конец?
— Следующий, — мрачно приказал король.
Вошел министр откровенности и впервые в жизни не поклонился королю.
— Этот человек, который когда-то был моим министром,— углубленный в собственные заботы, рассеянно сказал король, — тоже просит наказания. Я как-то потребовал, чтобы он был со мной откровенным. И что же? Он не может простить себе этих нескольких минут откровенности. Я прощаю его, а он себя — нет. Рефлексирует жутко.
— Почему ты погубил меня, ваше величество?.. Разве я плохо служил тебе?.. Или мы не совершали вместе чудовищных преступлений... — и он с мечтательным и отрешенным выражением стал вспоминать прежние славные денечки: — Помнишь, ваше величество? Надеюсь, ты не забыл, что и корону-то свою заполучил с моей помощью?.. Каким прекрасным, каким кровавым был наш путь... Так почему же ты вздумал меня погубить? Для чего заставил быть откровенным?.. Теперь уж мне нет возврата...
— Что верно, то верно, в этом качестве ты мне не нужен.
— Умоляю тебя, ваше величество... Во имя старой дружбы... Не будь грубым, не оскорбляй меня этим, не унижай... Ты ведь сумел тонко повести себя со Страудом, как незаметно ты поставил его на колени... Неужели я не заслуживаю того же обращения?.. Я прошу уважения... Демагогии прошу...
— Прощай, министр откровенности. Я выполню твою просьбу. — Король стал нехотя обуваться. — Ты, безусловно, заслуживаешь уважения. Итак, я не прощаю тебе твоих откровенных слов, тех, что ты бросил мне в лицо. Я обещаю придумать для тебя самое изощренное наказание и преподнести его тебе тоже изощренно и изысканно. Расстрелять!
Министр откровенности бросил победный взгляд на своих бывших коллег, вернее на их спины, поскольку те по-прежнему сидели в разных углах зала, уткнувшись носом в стену.
— Благодарю, ваше величество...
Он поклонился до земли и вышел из зала.
— Вот и все, — вздохнул король, потягиваясь. — Ну, друзья мои, мне нужен новый министр откровенности.
Три министра так на месте и подскочили и разом повернулись лицом к королю.
— Вы сами им и будьте, ваше величество, — выпалил министр справедливости.
— Сами для себя, — пояснил министр особо тонких дел.
— И мы тоже для себя, — заключил министр трудных ситуаций.