— Считайте меня мизантропом! — сделал я ручкой ошеломленному обществу, выскакивая за дверь.
Не так уж и покривил душой, хотя резонами руководствовался совершенно иными — я верил Хаёркрантцу. Здоровенный гоблорк был настолько далёк от образа манипулятора, насколько я мог только себе представить. Его слова, жесты, даже презрение — всё это было для мужика привычным явлением. Он говорил, что киды почти всегда превращаются в скользких эгоистов и воров? Я верил, так как знал, из какого времени их дергает Бог-из-Машины. Он сказал, что мы считаем себя умнее всех? Так и есть, я действительно всё свободное время, пока сюда ехал, потратил, воображая, что могу предложить этому миру из знаний своего. Так, чтобы ничего не делать, но купаться в богатстве и славе. Если мы все настолько одинаковы, то значит, остаться в кругу своих, чтобы горячечным шепотом обсуждать все случившееся, делиться своими историями и, конечно же, своим сверхважным мнением — это типично?
Нет уж.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Гоблины запалили большой костёр, окруженный несколькими рядами камней. Из него, по мере прогорания дров, зеленокожие таскали угли на целую вереницу здоровенных мангалов, на которых запекалась масса разной живности в различной комплектации. На шпажках, заботливо проворачиваемых зелеными ручками, раскорячились жабы и черепахи, а ещё зверьки, напоминающие крупных белок. Рядом полыхало несколько костров в ямах, над которыми булькали здоровенные казаны. Вокруг основного костра сидела пара десятков отдыхающих зеленых аборигенов.
Недолго думая, я уселся к ним, выудил веточку подлиннее и стал охотиться за небольшим угольком, планируя использовать его для прикуривания сигареты. Разговоры возле костра смолкли аж на целую минуту.
— Эй, Должник! — с насупленным видом поднялся с корточек один из гоблинов, его глазки злобно поблескивали из-под шикарной шляпы, украшенной яркими перьями и бисерной вышивкой.
— Прости, боженька, — тут же покаялся я, — не узнал тебя в этой прекрасной шляпе.
Вновь тишина. Затем смешок. Затем ещё один.
— Что? — отмер вставший.
— Ну, или ты Бог-Машина, или я тебе ничего не должен, — развил свою мысль я, выпуская непривычно белый дым.
Немудреная шутка сработала, раздалось ещё несколько смешков, даже сам парень улыбнулся, продемонстрировав удивительно белые и крупные зубы. Но затем тут же подковырнул:
— Что, кид, свои выгнали? Слишком чахлый?
— Нет, сам ушел.
— Чего так?
— А что они знают?
Вновь ответ понравился собравшимся. Непривычные носатые лица чуток разгладились, пара-тройка из гоблинов вернулась к своему разговору. Я курил, щурясь на костёр сквозь свои очки-консервы. Пытавшийся наехать на меня зеленокожий сел назад и снял с себя шляпу, принявшись её любовно разглаживать. Похоже, я ему мимоходом польстил.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Получен уровень класса. Текущий уровень — 2
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Точно, польстил. Я ж «подхалим».
— Ну что сидишь, молчишь? — подал голос мужик постарше, уткнув в меня острый как кинжал нос. — Давай, спрашивай. У вас же много вопросов, да? Хотите всё знать, да?
Его ухмылка мне не понравилась. Она не была неприятной, но сильно напомнила мне дядю Ваню из Приднестровья. Мужик был продувной бестией с 3-мя классами образования, но зато житейской хитрости и сметки имел вагоны. На ходу подметки рвал, чем вызывал моё детское негодование самым усердным образом. Жулил меня по страшному, что в карты, что в шахматы, тут же забалтывая, когда я его ловил на горячем. Тридцать пять лет как прошло, я уже ласты склеил и мир сменил, а в памяти от его хитрющей улыбки до сих пор передёргивает.
— Да нет у меня вопросов, просто посижу, покурю, — начал отбрёхиваться я: — Вас послушаю. Авось что путное и узнаю.
— А… — тут же поскучнел мужик, пряча глаза под полу шляпы. — Ну сиди, слушай…
Никогда не был великим знатоком душ разумных, но тут я угадал натуру зеленокожих негодяев от и до — три часа окружающие трепались о чем угодно, но только так, чтобы я ничего не понял. Мелькали имена, даты, вспоминались местные анекдоты и бытовые случаи. Мои надежды, что местные жители приступят к обсуждению новобранцев, таяли на глазах. Гоблины трепались, хаяли запаздывающих поставщиков, сетовали, что порох снова дорожает, а я… просто расслабился.
Вот как-то раз — и отпустило. Умом я сознавал множество своих бед и необходимостей — от боязни показать глаза, до очень скорых проблем, что вызовет мой суровый недостаток «врожденной худобы». Плевать. Сидеть у костра с треплющимися гоблинами, грызть ребрышко неведомой твари, курить и слушать существ, весьма далеких от ипотеки, политики, глобального потепления, хронических болезней и способов похудеть — расслабляло.