Юз Алешковский
Самый красивый гриб
В нашей деревне раньше всех петухов просыпается петух моей бабушки. Он долго, как горнист, тянет первое «кукареку!»
Соседский петух Гусар сразу же начинает злобно квохтать. Потом он тоже кукарекает, но как-то сипло и скрипуче, словно спросонья откашливается. Бабушкин петух побеждает Гусара в пении, но проигрывает ему в боях и к концу лета теряет больше половины перьев.
Бабушка однажды сказала:
— Не горюй, Петенька, не горюй. Ведь ты — артист, а Гусар — хулиган.
…Я сидел на крыльце, цедил из крынки молоко и смотрел, как Петенька и Гусар готовятся к бою.
Они неподвижно стояли друг против друга, вытянув нахохленные шеи. Кончики их клювов едва заметно то опускались, то поднимались, как носики весов в сельпо. Я смотрел на петухов, а Мишка и Борька почему-то всё не шли и не шли. Мы ещё вечером договорились пойти на зорьке по грибы.
Увидев, что с Мишкой и Борькой идёт Зойка, я задохнулся от злости и бросил в петухов брикетом торфа.
Эта Зойка лучше всех играла в «чижика» и на днях маяла меня почти целый час.
Я обиженно заявил Мишке и Борьке, когда они подошли поближе:
— Договорились вчера?.. Договорились! И гоните её! Или я, или она!
— Пошли, Зойка! — сказал Мишка.
Я тут же перестал считать его самым справедливым человеком в деревне.
Зойка, грустно стоявшая поодаль, виновато на меня посмотрела. А Борька, который был очень жадным, наверно, подумал: «Без тебя мне больше грибов достанется…» — и тоже сказал:
— Пошли, Зойка!
Это меня ошарашило, но я, сам того не замечая, поплёлся следом за ребятами.
На краю оврага, за которым начинался большой лес, Мишка обернулся и, увидев меня, что-то сказал Борьке и Зойке. Они присели на пенёчки, глядя в мою сторону. Когда я подошел, Мишка сказал:
— Мы тут соревнование устроили. Первая премия тому, кто больше всех соберёт, а вторая — за самый красивый гриб. Будешь?
Я не хотел разговаривать. Я только дышал от злости часто и жарко, как дракон из киносказки, а потом крикнул:
— Из-за вас забыл жратву и лукошко!
Борька сказал:
— Вечно на чужое надеешься.
Тогда я снял рубашку, затянул узлы на вороте и на рукавах и сказал:
— Ещё увидите! — и первым зашёл в густой березняк.
Я сразу забыл о Зойке, о ехидном взгляде Борьки и о том, что без рубахи в лесу ещё холодновато.
Мои резиновые сапоги лаково заблестели. Было так росисто, словно только что прошёл тёплый ливень. Даже колокольчики и высокую траву пригнуло к земле.
Я пробормотал своё главное заклинание:
— Нет грибов в лесу. Совсем нету. Плохой лес. Пойду лучше домой… — и сразу увидел в траве сыроежку. Она была розовая, запотевшая, с прилипшей к шляпке жёлтой травинкой, очень похожая на моего двоюродного братишку после ночёвки на сеновале. Я не срезал её, а пошёл дальше. За берёзкой мелькнул синий Борькин свитер. Я ещё раньше заметил, что, если начинаешь злиться, грибы не попадаются, да и в «чижика» перестанет везти. Поэтому я плюнул Борьке вслед, спокойно присел на корточки, заглянул под ёлки, потом подошёл к трухлявому пню. Из него выскочила ящерица.
В голове у меня промелькнуло: «Почему это у ящериц отрастают хвосты, а у бульдогов ни капли не отрастают?»
Рядом с пнём под папоротником стояли два подберёзовика. Я их срезал под шляпку и пошёл низинкой. Там было видимо-невидимо подберёзовиков. Только я не радовался, а думал: «Ну и что? Наберу их полную рубаху, а они в кашу превратятся. Пойду лучше на пригорок, где сосны и ёлки. Найду самый красивый гриб… и кину его в Зойку… И не надо мне премии». Я шёл напролом через густой кустарник и всё вставал на цыпочки, стараясь увидеть кого-нибудь из ребят. Но их не было ни видно, ни слышно.
Я немного испугался и стал говорить вслух сам с собой:
— Думаете, закричу «ау-ау»? Не такой я человек. Ни за что не закричу. Сами первые закричите…
А кочки почему-то стали похожи на папахи басмачей, и колючие кусты больно цеплялись за мои плечи. Ещё немного, и я, не выдержав, закричал бы «ау»!
Но тут где-то слева от меня зааукала Зойка. Я, не откликаясь, пошёл в её сторону. Зойка стояла на пригорке и аукала, не замечая меня.
Я ещё больше разозлился и заворчал:
— Подумаешь, заботится… не такой я человек… Сам не заблужусь.
— Что ты говоришь? — спросила Зойка, подлизываясь.
Я молча прошёл мимо, но успел заметить, что в Зойкином лукошке полно маслят, и подберёзовиков, и подосиновиков, а сверху лежат два крепких боровичка.
«Вот как дам сейчас по лукошку и все грибы растопчу, растопчу». Сказав это про себя, я немного успокоился и увидел Мишку. Он разглядывал кору на старой берёзе. А Борьки нигде не было видно. Я точно знал, что он идёт стороной по своим тайным грибным местам. Я однажды хотел за ним увязаться, но он нарочно петлял и проваливался, как сквозь землю. Боялся, что ему меньше грибов достанется.