Ника Светова
Самый лучший фамильяр
Хорош выдался май в этом году! Отгремел уже первыми грозами, пробежался ливнями, пробуждая землю от зимнего сна, во всю ширь поразбрасывал в небе радуги. Речку укутал покрывалом белой черемухи, а вечерами давал такие соловьиные концерты, что слушатели обо всем забывали и уносились мечтами в дали неведомые.
Вот и Горыныч — размяк на майском солнышке, размечтался. Хвостом в речке прохлаждается, пузом на прибрежном песочке разлегся, а три башки уткнулись в заросли одуванчиков и надышаться не могут медовым ароматом. Хорошо!
Так хорошо Горынычу этим майским угтром, что песня сама поется:
— Травы, травы, травы не успели… — это Центральная напевать начала.
Душевно так запела, но не успела начать, как ее тут же и перебили. Другие строки: суровые, мощные — увели с лиричного настроя, и зазвучали над берегом стихи от Левой:
— Могучий, страшный Змей Горыныч
Летел над маленькой Землей,
И прежних дней воспоминанья
Пред ним теснились чередой.
Да, май — он на каждого по-своему действует, вот и Левую понесло в поэзию, да с такой силой, что никто не остановит, пока Муз сам не уйдет.
— Он вспомнил битвы, драки, сечи,
Звон сабель, мерзкий визг картечи,
Снарядов заунывный вой…
— И пьянку в прошлый выходной! — это Правая не удержалась, вставила свои пять копеек в поэтические строки.
— Чтоб ты понимала в поэзии! Такой стих испортить! — Левая распаляла себя обидой, готовясь кинуться на Правую.
— Твой стих ничем не испортишь, хуже, чем есть, он уже не станет! — Правая в долгу не осталась и демонстративно показала Левой язык.
Центральная, тяжко вздохнув, приготовилась разнимать спорщиц, как вдруг что-то непривычное, появившееся поблизости, отвлекло ее внимание.
Яркое разноцветное пятнышко сияло в воздухе и летело прямо к Горынычу. Летело и приговаривало звонким голоском:
— Не то, не годится, не пойдет…
Центральная еще успела цыкнуть на Левую и Правую и присмотреться повнимательней к этому разноцветному. "Стрекоза, что ли, такая необычная?" Но тут раздался радостный восторженный писк:
— Нашла, подходит!
Сразу же за этим писком Горыныча охватил целый сноп искр, таких же разноцветных, как эта непонятная "стрекоза", от этих искр три головы сразу закружились и вроде даже полетели неведомо куда. Горыныч еще успел заметить, что всё вокруг становится неимоверно больших размеров: деревья уносятся в бесконечную высоту, шустрая речушка превращается в быструю широкую реку, а шапки одуванчиков все приближаются и приближаются.
"Одуванчики, почему они так близко?" — последнее, что успел подумать Горыныч всеми тремя головами, прежде чем отключился от происходящего вокруг безобразия.
*******
Пришел в себя Горыныч не скоро, а когда все-таки пришел и увидел, где находится, сразу рассвирепел. Да и как могло быть по-другому, если он, Горыныч, оказался не где-нибудь, а в клетке! А клетка на полу, в комнатке — хорошенькой такой, светленькой, занавесочки, салфеточки, цветочки — тьфу, ну точно, девчачья комната!
— Это что это происходит?! Что за… — рявкнули три головы разом.
— Не надо так ругаться! — нежный обиженный голосок прозвенел совсем рядом — Это вовсе даже не плохое, а наоборот, очень хорошее фейное волшебство! Оно для того, чтобы ты стал моим фамильяром!
— Кем?! — Горыныч аж задохнулся от такого наглого заявления. — Я, Змей Горыныч, которого все вокруг боятся, и чьим-то фамильяром?! Да никогда! — он в ярости закрутил всеми головами, чтобы увидеть нахалку, посмевшую его так назвать.
Нахалка обнаружилась совсем рядом с клеткой, в которую его засадила. Она присела на корточки и с восторгом рассматривала Горыныча, как ребенок рассматривает новую игрушку. А Горыныч с ужасом понял, каким он стал маленьким! Девчонка, которую он раньше даже не заметил бы, сейчас возвышалась над ним, как над котенком!
А эта захватчица сияла счастливыми голубыми глазищами, серебристые волосы растрепались, щеки раскраснелись. "Хорошенькая, — подумала Левая. — И фигурка вполне даже…"
"Какая фигурка! Ты совсем что ли обалдел со своей поэзией, тоже мне ценитель выискался!" — это уже Правая возмутилась. — "Фигурка у нее вполне…Худосочная у нее фигурка, кроме костей и есть нечего, на что там любоваться-то?"
"Цыц!" — это уже Центральная мысленно, а вслух, обращаясь к девушке:
— Милое дитя, а почему ты вдруг решила взять в фамильяры именно Змея-Горыныча?
Центральная девушку милой совершенно не считала, но быстро сообразила, что без помощи этой нахалки расколдоваться не получится. И потому Горыныч решил побыть пока вежливым. Пока. Пусть расколдует. А вот тогда он ей покажет, кто здесь самый страшный!