— А я предупреждала, — гордая маленькой победой Горыныча, начала Фло, но ее перебили.
— Лола, мы его сами сейчас уймем, и хозяйку его тоже — две подруги Лолы — красноволосая Аризелла и синеволосая Эрна поднялись из-за стола. Вместе с ними тут же приняли боевую стойку их фамильяры — огненная саламандра и черный огромный котяра, сверкающий желтыми глазами.
"- А котяра, пожалуй, побольше меня будет" — успела оценить Центральная, прежде чем началась схватка, короткая и беспощадная.
Саламандра, не медля ни минуты, плюнула в Рыча своим лучшим ядом, а кот зашипел и взметнулся в прыжке, пытаясь достать наглую трехголовую тварь.
Горыныч тут же ответил Левой и Центральной, опалив коту пушистый хвост, а Правая так ловко отбила огнем плевок яда, что он плюхнулся в стакан одной из ведьмочек и загорелся там красивым голубовато-рыжим пламенем.
— Дамы, рекомендую! Коктейль "Огненная Саламандра", по эксклюзивному рецепту от Рыча Великолепного! — мягким вкрадчивым голосом произнесла Центральная, обращаясь к ведьмам.
Ошеломленные быстрой развязкой, ведьмочки застыли в ступоре, а Горыныч, чихнув всеми тремя головами от вони паленой шерсти, Левой вежливо поинтересовался у кота:
— Эпиляции для хвоста достаточно или по всей шкуре делать будем?
Несчастный кот взревел дурным голосом и, поджав горелый хвост, бросился удирать.
— Ури, постой, не беги, я тебя полечу! — Эрна с криком помчалась вдогонку за своим, слегка поджаренным, фамильяром.
Лола, позабыв обо всех, занималась пострадавшей летучей мышью, и только Аризелла теперь загораживала Флори дорогу.
— Ты, — процедила она злобно, — феечка, думаешь тебе все с рук сойдет? За нападение на адептов или их фамильяров положено исключение из Академии!
— Я не нападала! — возмутилась Фло — Здесь все свидетели!
Присутствующие согласно зашумели, подтверждая слова Флориссии.
— Действительно не нападала? — раздался вдруг обманчиво нежный голос из-за спины Флори. — А кто же тогда покалечил сейчас фамильяров моих лучших адепток?
Зал притих, испуганная Фло замерла, догадываясь, кто задал этот вопрос, и только неукротимый Горыныч резво развернулся на 180 градусов, чтобы взглянуть в лицо новой опасности.
Перед ним стояла красивая, очень красивая, ведьма — зеленоглазая, рыжеволосая, с великолепной фигурой. Казалось, ей было не больше двадцати пяти, но холодные жесткие глаза выдавали настоящий возраст.
— Амалия Леопардовна, ой, Леонардовна, это не я, то есть я не виновата… — Флори наконец-то набралась храбрости и решилась ответить.
— Рада, что ты правильно вспомнила мое отчество, Флориссия — Амалия Леонардовна растянула губы в улыбке, но глаза оставались прежними — колючими, холодными. — Может теперь объяснишь свое поведение в столовой? Мы и так сделали исключение для тебя, приняв фею в Академию Магии. Мы четыре года терпели твои выходки. А сейчас, перед самым выпуском, ты устраиваешь нападение на моих лучших адепток!
— Амалия Леонардовна, я…
— Вот именно, что ты! Ты нарушила все правила Академии только тем, что выбрала фамильяром трехголового монстра! Его три головы дают тебе преимущество в предстоящей Битве, поэтому ты не будешь в ней участвовать!
— Это не она, это я во всем виноват, мон ами — Горыныч подлетел к декану поближе и чуть снизу умильно смотрел на нее всеми тремя головами. — Я поддался ее обаянию феи и просто упросил Флориссию сделать меня своим фамильяром. Ты ведь помнишь, что маги не могут отказать в такой просьбе?
— Как ты меня назвал?! — казалось, Амалия Леонардовна сейчас задохнется от ярости. у нее даже глаза светиться начали.
— Мон ами, дорогая моя, мон ами…Когда-то ты позволяла мне так себя называть, а сейчас? Разве что-то изменилось? — Горыныч подлетел совсем близко и все три головы уже совершенно серьезно смотрели в глаза декана.
А она, сначала вспыхнув возмущением, вдруг резко переменилась в лице и замерла, глядя на Горыныча. Те, кто сидел ближе, готовы были поклясться, что глаза Леопардовны чуть потеплели, а на лице появилась вполне доброжелательная улыбка. Но это было лишь на мгновение, миг, который вскоре показался видевшим всего лишь самообманом.
Амалия Леонардовна почти сразу восстановила отчужденно-холодное выражение лица и, уже спокойней, спросила Рыча:
— И как же ты дошел до жизни такой? Позволить себя заколдовать и сделать фамильяром?! — она чуть усмехнулась.
— Слезы, женские слезы — томным бархатным голосом ответила ей Центральная. — Я терпеть не могу женских слез, мон ами, ты же помнишь.