На горизонте — небоскребы, за которые успело закатиться вечернее солнышко. Ну хоть не печет! Спина почти сразу покрылась потом, а дышать было трудно — воздух, как и обещалось, влажный.
— И чего мы сюда ранней весной или поздней осенью не приехали? — выкатил риторический упрек и натянул на рожу отработанную улыбку — трио фотографов запечатлели наш спуск с трапа.
— У нас все равно летом жарче бывает, — патриотично заметила Таня.
— Это потому что у нас воздух сухой, — пояснила ей Надя.
Спустились с трапа и поклонились сначала сопровождающим нашего Чрезвычайного и Полномочного посла Олега Александровича Трояновского — качественно причесанного улыбающегося мужика пятидесяти одного года отроду (почти даже и не потеет — привык, видимо) — важным япошкам из их МИДа, потом поручкались с русскоязычной частью делегации, и, в конце, поклонились японским фотографам — последним едва поклон обозначив, чисто вежливость проявить.
Никаких прогулок по терминалу, никакой таможни — у нас же дипломатическая поездка — сразу погрузились в кортеж (я, подружки, Вилка, дядя Герман и Олег Александрович — в лимузин, который вскладчину арендовали для меня наши действующие партнеры в виде «Сони» и «Шуэйши»), и покатили в наше посольство.
— Жуткая у вас тут жара, Олег Александрович! — поделился я с послом ощущениями. — Как вы здесь вообще выживаете?
— Повезло, что всю ночь шел дождь и дул сильный ветер — обычно по Токио нужно ходить в респираторе, потому что обилие промышленных предприятий порождает совершенно ужасный смог. Завтра вы с ним столкнетесь. А так — главное пить побольше, — с улыбкой поделился он лайфхаком, сразу вызвав симпатию.
— Это нам надо, — согласился я и скомандовал девочкам. — В буржуазных лимузинах всегда есть бар или типа того. Ищем!
Повезло Наде, мы разлили по фужерам холодной минералки на всех и чокнулись:
— За новые свершения на дипломатической почве!
Предложенный мной тост всем понравился, и мы выпили.
— Еще и кондиционер влепили, капиталюги проклятые, — потыкал я пальцем в расположенный в крыше воздуховод, наполняющий салон приятной прохладой.
— Сережа, не юродствуй, — хихикнула Виталина.
— Все, перестал, — одернул я сам себя и рассказал присутствующим о японском городовом.
— Такие исторические аллюзии нам не нужны, — с улыбкой согласился со мной товарищ посол.
Девочки глазели в окно — у Тани от видов небоскребов немножко отвисала челюсть, а вот успевшая много где побывать Надя вела себя как ни в чем не бывало.
— Народу — жесть, — посмотрел в окно и я.
Японцы в эти времена предпочитают костюмы и платья скромных тонов, не сильно-то отличаясь от остальной части сумевшего обеспечить пролам приемлемый уровень жизни мира. Мы, кстати, не исключение. Еще в глаза бросалась пестрая реклама, включающая в себя такой элемент, как наряженных в униформы промоутеров — до этого наши кооператоры пока не додумались, но мы активно пользуемся. Ну а как еще клиентов в наших непростых условиях привлекать? Полутора страничками в трех газетах, которым рекламу разрешили печатать? Это ж курам на смех. Ничего, журнал «Советский кооператор» скоро начнет работать.
— А правда, что здесь специальные люди в метро пассажиров в поезд заталкивают? — спросила посла Таня, тоже осознавшая степень населенности Токио.
— Правда, — подтвердил товарищ посол. — Японцы общественный транспорт уважают.
— Смотрите, молоко из пирамидки пьет! — обратила внимание Надя на выбравшегося из магазина японца с дипломатом в руке. — У нас такие же!
— Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой. То мне страшно, то мне грустно — потерял я свой покой, — пользуясь моментом, пропел я.
— Новая песня? — поинтересовалась Таня.
— Зачатки, — кивнул я. — Но к Японии не подходит — тут народ дисциплинированный, а Токио — город относительно безопасный. К Нью-Йорку условному лучше подходит. Текст такой…
Процитировал полностью, народ одобрил. По возвращении Магомаеву отдам, он у нас самый «поездивший», получится органично.
— У нас Котаро-сан по деревне так же иногда ходит! — захихикала Таня на бредущего по улице одетого в кимоно и деревянные тапки лысого и бородатого японского дедушку.
— Бонсай поди выращивает, — поддержал я разговор. — Традиционалист и консерватор строгих японских нравов, потерявший жену во время бомбардировок в Хиросиме. Фамилия, например, Аоки — зеленое дерево, если по-нашему.