— А если обанкротитесь вы? — спросил я.
— Невозможно, — отмахнулся мистер Уилсон. — И мы можем себе позволить работать с вами и вашими артистами практически не получая прибыли, просто ради, как у вас говорят, «престижа». Вы — настоящий бриллиант, мистер Ткачев, и работа с вами очень хорошо скажется на имидже «EMI» и «Pearson», позволив договариваться с менее значимыми писателями и музыкантами на чуть более выгодных условиях.
— А какие у вас комиссионные? — спросил я.
— Достаточно хорошие, чтобы я счел нужным прилететь сюда лично, — с улыбкой ответил он и подстраховался. — При всем уважении и любви к Советскому союзу, разумеется.
— Разумеется! — хохотнул я.
— И, разумеется, я не забыл о своем обещании поговорить с вами о Столетней войне, — добавил он.
— Это хорошо, — улыбнулся ему я. — Иначе я мог бы посчитать вас болтуном. Как у вас говорят? «Bigmouth»?
— Такая идиома у нас есть, — одобрил мистер Уилсон. — Но ко мне она не относится — как у вас говорят, «мое слово тверже гороха».
— Ок, — кивнул я, подвинул листочек ближе, вынул из ящика стола печать, подышал, оставил лишенный юридической силы оттиск и нарочито-громко продиктовал сам себе. — Согласен только с этими цифрами, при попытке согласовать другие гоните мистера Уилсона в шею за попытку мошенничества.
— Оскорбительно, — заметил англичанин.
— Мы с вами — добрые приятели, мистер Уилсон, — нагло улыбнулся ему я. — А приятели на такие мелочи не обижаются. Вызвать для вас такси до Министерства культуры?
— Благодарю, но снаружи меня ждет водитель, — убрав листочек в папку, а ту — обратно в дипломат, он поднялся со стула и протянул мне руку. — Вы сделали правильный выбор, мистер Ткачев.
— Надеюсь, — пожал я. — Ну а если нет — никто не помешает нам пересмотреть соглашение через год.
— Будем надеяться, что до этого не дойдет, — выразил он нашу общую точку зрения.
— Буду признателен, если вы прибудете в Хрущевск двенадцатого февраля, — добавил я. — Снимем передачу, и я отдам вам несколько пленок с короткими музыкальными видео — их нужно будет пристроить в телевизор.
— Буду ждать с нетерпением, — соврал он.
— А Советским гражданам было бы очень приятно посмотреть на выпускника Московской консерватории и вашего зятя, — толсто намекнул я.
— Малыш Раду был очень рад предложению посетить Москву и Ленинград с концертами, — ухмыльнулся мистер Уилсон и покинул кабинет.
— Предусмотрительный какой, — поделился я мнением с Виталиной.
— Нашел себе синекуру, — фыркнула она. — Обязанностей часов на тридцать в год, а зарплата явно не меньше, чем в Форин-офис, иначе он бы и не почесался.
— Согласен, — кивнул я. — Бывший глава дипломатической службы хорошую работу всегда найдет, а значит — выбрал лучший из доступных вариантов.
— Или за него выбрали, — напомнила Вилочка.
— Или за него, — согласился я. — Но контракт в Минкульте по буковкам разобрали, с этой стороны подставы можно не ждать. Я бы поставил на попытку сыграть в долгую, бритиши просто переключили на себя финансовые потоки и документацию. Будут смотреть, думать, искать возможность надавить. Но нам-то чего, у нас начальство есть — пусть у него голова и болит.
Кивнув, Виталина посмотрела на часы:
— Пора решать кадровые вопросы.
— Идем, — быстро убрав печать на место, мы заперли и опечатали кабинет — больше сегодня не понадобится — и отправились в конференц-зал.
— Снимешь Игоря Викторовича? — спросила девушка.
— По идее надо, — кивнул я. — Но слухами земля полнится, и мы рискуем этим подать сигнал — хочешь занять директорское кресло? Собери коалицию и коллективно нажалуйся Сереже! Нам такого не надо, поэтому придется ограничиваться Соломоновым решением. И снова здравствуйте, товарищи! — поприветствовал я вновь собравшихся. — Иван Андреевич, простите, что вытащили вас с больничного, — извинился перед сидящим на стуле, рыжим очкастым тридцатидвухлетним обладателем загипсованной ноги.
— Ничего, — коротко ответил он.
Потеет, бледноват — нервничает.
— Скажите, Иван Андреевич, какое у вас мнение сложилось о непосредственном начальнике? — спросил я.
— Игорь Викторович — добрейшей души человек, — ответил секретарь. — Который всем сердцем радеет за успех порученного ему Партией дела.
— О как, — крякнул я.
— Но я позволю себе заметить, — сглотнув, продолжил Иван Андреевич. — Что радея «всем сердцем», Игорь Викторович порой забывает о прямых должностных обязанностях, предпочитая лежать на служебном диване и уклоняться от командировок и партийно-общественных мероприятий.