— Это Федор, он у нас Наполеон, — в ответ на мой вопрос кивнул на держащего руку за пазухой больного главврач Илья Петрович — пятидесятилетний бородатый и усатый дяденька в круглых очках и проецирующей во внешний мир вселенское спокойствие миной на лице. — Илья — шизофреник, Вадим — шизофазия…
За нашей спиной — дядя Герман и дядя Дима, безопасность при посещении нестандартного объекта обеспечивают. Прошли в главный корпус (главврач с коллегами сидят в отдельном, чтобы меньше с ума сходить, надо полагать), санитары выдали нам белые халаты, и «удручения» стало еще больше — настолько все вокруг унылое, обшарпанное и давно не ремонтировавшееся. Ну какое может быть лечение в таких условиях? Только карательное. И это — диспансер для особо спокойных и с влиятельными родственниками, образцово-показательный. Тут даже нечистотами не воняет — запашистых больных здесь не держат.
Поднялись по коридору на третий этаж, по пути столкнувшись с «Лениным» — лысый псих, прикрывающий рукой подбородок, маскируя тем самым отсутствие бородки, заявил, что мы «идем верной дорогой» — и вошли в палату номер четыре. Никаких дверей, само собой. Внутри нашелся мой старый знакомый старатель Лесник, который в компании двух пациентов о чем-то тихонько разговаривал, сидя на кровати у окна.
Поздоровались, и изрядно отъевшийся, подстриженный и выровнявший бороду старик бодро заявил:
— Все как обещал, Сережка — сижу, социализируюсь, никто меня не «лечит».
— А меня лечат! — возбудился больной справа от Лесника, быстро затараторив. — И лечат, и лечат, и лечат, и лечат…
Заклинившего бедолагу увели санитары, повинуясь недовольному взгляду главврача.
— Человеческий разум — механизм сложный, — не обиделся я. — Можно нам, пожалуйста, с товарищем поговорить, Илья Петрович?
Нас препроводили в пустую палату и оставили со стариком.
— Через месяц у вас по плану выписка, — опустившись на кровать с наименее подозрительным матрасом, выкатил Леснику хорошую новость.
Почему-то не обрадовавшийся старик приуныл и ответил:
— Тяжело мне с людьми, Сережка. Не потому что психи, а потому что к лесу привык.
— Могу предложить должность в пчеловодческом хозяйстве, — пожал я плечами. — Местоположение — республика Башкирия, Алтайский край, нам там землю под пасеку выделили, под сотню гектаров аж. В апреле отправим туда строительную бригаду — поселок со всеми удобствами строить. Засадим медоносами, ульев наставим — будем мёд в масштабах страны гнать.
В Подмосковье не выйдет, потому что его чуть ли не целиком посыпают пестицидами в целях борьбы с вредителями и клещом. Пчелкам такое не нравится, поэтому будем открывать «филиал» и отправлять туда совхозников жить и работать вахтовым методом.
— Должность? — деловито уточнил Лесник.
— Так лесник, — с улыбкой развел я руками.
Старик поржал, и, конечно же, согласился.
Поговорил с главврачом на тему ремонта, он сослался на то, что это не в его компетенции и выдал телефонный номер человека, у которого компетенции есть. Позвоню уже из совхоза — темнеет, пора домой, «Время» смотреть — там про нас показать обещали.
В квартиру мы с Виталиной прибыли минута-в минуту, включили телек и уселись перед ним на диван. Сначала, совершенно неожиданно для немного выпавшего из глобальных дел за время жизни в деревне меня, показали внеочередной Пленум, где партийные товарищи единогласно одобрили целый юридический пакет для кооперативов, основываясь на полученном за два с половиной месяца опыте. Из основного — запрет заводскому начальству всех уровней участвовать в кооперации, удаление из банковской (прости-господи) системы такой штуки как «сберкнижка на предъявителя» и затыкание целой кучи дыр для обналичивания «безнала».
Следом голосовать стало сложнее, потому что старшие товарищи предложили ужесточить требования к кандидатам для вступления в Партию. Тоже не без моего участия — расписал доклад на тему «как так случилось, что раньше в Партию кого попало не брали, а теперь берут кого попало, в том числе — предельно материалистических в плохом смысле (это когда за привилегиями пришел) приспособленцев. В «пакете» — необходимость сдать экзамены, совершенное знание Устава партии и потребность в совершенно безоблачной репутации и юридической чистоте. Одновременно с этим понизили зарплаты на пятнадцать рублей и аннулировали спецраспределители, как «совершенно не сочетающееся с коммунистическими идеалами механизм». Принято большинством голосов, и оператор злорадно взял крупные планы «воздержавшихся» товарищей. Эти точно назначенную на середину мая (после праздников) аттестацию не пройдут, благополучно вылетев из главного управляющего органа страны. И поделом!